Мансийские народные сказки

Народ Манси

 Ма́нси (самоназвание, «человек») - (манс. меньдси, моансь; устаревшее — вогу́лы, вогуличи) — малочисленный народ в в Западной Сибири., коренное население Ханты-Мансийского Автономного Округа — Югры. Ближайшие родственники хантов. С сайта http://www.etnic.ru/video/begyt-oleni-manci.html

Манси - финно-угорский народ, являются прямыми потомками венгров (относятся к угорское группе: венгры, манси, ханты) До начала 20 века русские называли манси вогулами, а некоторые группы — остяками. В научной литературе манси вместе с ханты объединяются общим названием обские угры.

Выделяются этнографические группы: северная, южная, восточная и западная. Говорят на мансийском языке, который входит в угорскую подгруппу финно-угорских языков уральской семьи. По фонетике, морфологии и лексике близок к хантыйскому.

Традиционные хозяйственные занятия манси - охота, рыболовство и оленеводство, которые сочетались в различных пропорциях. На Оби и в низовьях Северной Сосьвы рыболовство преобладало. В верховьях рек основным источником существования служила охота на оленя и лося. Важное значение имела добыча боровой и водоплавающей птицы.

Верующие — православные, однако сохраняются традиционный шаманизм, культ духов-покровителей, предков, медведя (медвежьи праздники). Богатый фольклор, развитая мифология.

Интересный факт, что всемирно известный художник Василий Кандинский, один из основоположников абстракционизма, имел в своей родословной мансийские корни. Кандинский происходил из семьи нерчинских купцов, потомков каторжан. Его прабабушка была тунгусской княжной Гантимуровой, а отец был представителем древнего забайкальского (Кяхта) рода Кандинских, выводящих себя из фамилии князей мансийского Кондинского княжества.

 Манси в национальной одежде. Изображение с сайта http://dic.academic.ru/dic.nsf/es/33360/%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%B8

Традиционная женская одежда — платье на кокетке, хлопчатобумажный или суконный халат, зимой сахи — двойная меховая шуба. Одежда была богато орнаментирована бисером, аппликацией, цветным сукном и меховой мозаикой. Большой платок с широкой каймой и бахромой, сложенный неравным треугольником, носили наброшенным на голову и плечи, со свободно свисающими концами на груди. Концом платка женщина закрывала лицо в присутствии мужчин — старших родственников мужа или зятя (обычай избегания). Мужчины носили рубахи, по покрою похожие на женские платья, штаны и пояса, к которым подвешивали мешочки и футляры с охотничьим снаряжением. Глухая с капюшоном верхняя одежда (малица, гусь) шилась из сукна или оленьих шкур.

В народном искусстве основное место занимает орнамент, мотивы которого сходны с мотивами родственных хантов и селькупов.

 Пояс манси - охотника. С сайта http://otorten.ru/zaplatin.html

Это — геометрические фигуры в виде оленьих рогов, ромбов, волнистые линии, меандр типа греческого, зигзагообразные линии, расположенные чаще в виде полосы. Среди бронзового литья чаще попадаются изображения животных, орла, медведя.

Мансийский фольклор

История народа, его прошлое отразилось в устном народном творчестве – в преданиях, сказаниях, героическом эпосе, в обрядах и обычаях. Устное народное творчество играло большую роль в быту и служило, можно сказать, школой жизни, прививало понятие о нравственных ценностях и этике, воссоздавало картину исторического прошлого. Фольклор отражает духовность народа, его мудрый ум, национальный дух, его мировоззрение, нравы, обычаи. Устное народное творчество народа манси чрезвычайно богато и разнообразно.

В мифах манси фигурируют и животные. И в первую голову медведь. Этот зверь издавна был окружен ореолом почитания. Люди перед ним трепетали, боялись его, но... всегда охотились за ним. Охотники-манси, живущие в лесах, до сих пор сохраняют обычай: убили медведя — гуляют, празднуют, гостей созывают со всей округи. Многим интересно побывать на старинном празднике по случаю удачной охоты на медведя.

 Ритуальные рукавицы со стилизованным изображением медведя. Изображение отсюда http://otorten.ru/zaplatin.html

Наиболее древний пласт фольклора — мифы о происхождении окружающего мира, о тотемных предках. В мифах главенствует Нуми-торым (верхнее небо, верхний бог), младшему сыну которого Мир-суснэ-хуму подчинены на земле все лесные духи. Позже возник героический эпос — песни, саги, сказания о вооруженных столкновениях родов и о войнах с другими народностями. Героем в них выступает род в целом или, чаще, богатырь (отыр), пользующийся помощью своих тотемов.

Мифологическая картина мира делится на три яруса. На верхнем располагается Торум, олицетворение неба, первопричина добра. На среднем ярусе — Земле — живут люди. Нижний ярус — подземный мир темных и злых сил.

В мансийском песенном фольклоре выделяются священные и обыденные жанры. Священные песни исполнялись после захода солнца, преимущественно поздней осенью и зимой, их исполнение было приурочено к праздникам и ритуалам. Музыка представлена обрядовыми песнопениями и инструментальными наигрышами медвежьего праздника, шаманских ритуалов. Шаманские напевы сопровождались ударами в бубен. Наиболее значительный праздник у манси — медвежий.

 Такие берестяные маски охотники надевают во время представлений на Медвежьем празднике. Изображение отсюда http://otorten.ru/zaplatin.html

Выступающие на празднике Медведя всегда были в берестяных масках с длинными носами. Актеры позволяют себе высказывать довольно едкую правду любому из присутствующих: им все можно. Представления также импровизируются по ходу действия. Но они часто имеют и вполне законченный, заранее составленный сюжет. Некоторые сцены комичны. В одной человек бахвалится, что не боится медведя, а сам падает в обморок при виде мыши. Подчас обыденные события в сценах бывают сказочно перевернутыми: рыбак, закинул сеть в реку, а вытащил лису; охотник поставил капкан, а в него попалась щука. Эти сцены проходят под всеобщий смех зрителей. Таким образом высмеиваются плохие охотники и рыбаки. (подробно здесь http://otorten.ru/zaplatin.html Мансийский фольклор и культ медведя)

Мансийские сказки

 Мансийские сказки имели сезонный характер исполнения. Они были распространённым и любимым жанром. Несвященные сказки могут рассказывать как старые, так и молодые, как женщины, так и мужчины. Священные же сказки знали немногие люди, и рассказывали их редко, и только мужчины при соблюдении определённого ритуала и в отсутствии чужих людей, прежде всего, людей другой национальности.

Большую роль в сказках играют произведения, посвященные животным, особенно те, которые исполняются после удачной охоты на медведя. Социально заостренные сказки направлены против русских купцов, царских чиновников, попов и против своих князьков, кулаков, шаманов. Многие мансийские сказки объединены образом Эквапырися, который умом и ловкостью побеждает богатеев.

Источник: Дети зверя Мааны. Сказки народов Сибири о животных./ Составитель Эрта Геннадьевна. Падерина; художник Х. Аврутис,— Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1988.— 144 с, ил.

ПЯТАШНОЕ ОЗЕРО
(Запись и обработка М. Анисимковой. Художник Х. Аврутис)

 У каждого человека брюхо сыто, а глаза голодные. Так и у шамановой жены Мейты: даров охотники ей приносили, рыбы во­зили, дичи и боровой и озёрной стреляли, а она всё ворчала, всё исподлобья смотрела. Её, сказывают, и сам шаман боялся.

Да вдруг не стало шамановой жены. Потерялась. Прибежал к юрте один олень из её упряжки, а остальных не дождались.

Поискал шаман жену, поискал, да скоро и забыл: спокойнее без неё стало.

А с ней беда приключилась.

Вечером запрягла она самых сильных оленей и поехала дары собирать. Ездила из юрты в юрту всю ночь, а к утру повернула упряжку в сторону своего жилья. Только не хотелось ей ехать по старому следу, и надумала она пересечь озеро напрямик. Олени, закинув головы, неслись во весь мах. Но вдруг раздался грохот, лёд треснул, и не успела Мейта опомниться, как перед ней показа­лась огромная полынья, и упряжка, кроме вожака, вместе с нар­той ухнула под лёд.

Мейта оказалась в воде. Она почувствовала, что ноги её не касаются дна, что-то движется под ними и несёт её дальше от полыньи. Над головой — толстый слой льда, и множество рыб плывёт за нею.

Вдруг всё остановилось, живая опора под ногами потеря­лась — и Мейта повалилась вниз. От страха она зажмурила глаза, а когда осмелилась открыть их, увидела такое множество рыб, что через живую стену не видно было воды и льда. «Какое богатое озеро! Мне бы всё это!» — подумала Мейта.

 — Не горюй, будет у тебя рыба,— услышала она.

Обернулась, а перед ней, разевая огромную пасть, еле повора­чивалась незнакомая, невиданная в этих местах рыбина. Её чешую покрывал мох, огромные плавники чуть шевелились, от каж­дого движения дрожала вода. На голове — из озёрных ракушек корона.

Увидев её, рыбы прижали плавники, замерли. Она посмотрела вокруг выпуклыми глазами, плеснула хвостом — и не стало вокруг рыб. Только один маленький карасик с перепугу не успел уплыть, заплутался в водорослях и притих.

 - Долго я ждала тебя,— широко разевая рот, говорила огромная рыба. — Долго, ох, как долго. Мхом вся обросла, а ты всё не шла, ай-ай!

 - Что ты хочешь, старая рыба, со мной сделать? — чуть слышно спросила Мейта.

 - Мейта злая и жадная была, Мейта много добра хотела, вот и бери всю рыбу.

 - Не надо мне рыбы! — сквозь слезы проговорила испуганная шаманша.

 - Поздно теперь! Жить здесь будешь до тех пор, пока шаман не бросит тебе в озеро свой дар. А бросить он должен медный кружок — пятак называется. Если найдешь пятак в озере, быть тебе счастливой. Живи смирно и тихо,— наказывала старая рыбина.— Полюбят тебя рыбы — помогут медный кружок найти.

Не успела Мейта опомниться, как рыба набросила ей на голо­ву корону, и шаманша тут же превратилась в полосатую большую щуку, а говорящей рыбы не стало. И жадная Мейта-щука поплыла по озеру. Вся мелкая рыбёшка торопилась ей навстречу. Но Мейта-щука схватила первую рыбку, проглотила её и поплыла дальше.

Худая слава наперёд летит, и чем дальше плыла Мейта-щука, тем меньше около неё было рыбы — все стали прятаться кто куда.

Рассердилась Мейта, стала хватать всех подряд: и большую рыбину, и малую, и карася, и окуня, и чебака даже.

 — Какая прожорливая щука! — шептали рыбы, а больше других возмущался маленький карась.

А щука каждый день, наевшись досыта, нагонявшись за рыба­ми, била всех хвостом и плавниками.

Не стало покоя в озере. Собирались рыбы косяками и жалова­лись на свою судьбу.

«Как избавиться от жадной Мейты?» — думали все.

И как-то поутру, когда солнце проело лёд у берегов, собрались около полой воды рыбы, и карась рассказал всем, как подслушал разговор старой рыбины с жадной Мейтой.

Обрадовались рыбы. И целыми днями не отплывали от берега. Ждали.

По всегдашнему лесному обычаю каждую весну собираются манси к озерам и одаривают их, одаривают реки, одаривают леса и поляны — за рыбу в воде, за зверя в лесу, за ягоды и мхи. И вот все рыбы в озере стали ждать заветный кружок, но его не было. И так шёл год за годом.

Стало озеро беднеть. Смотрит щука, как мужики пустые мережи вытаскивают, и радуется. Недаром говорят: худая погода пройдёт, а злоба жадного человека никогда.

А скоро и совсем опустело озеро. Остались только караси, ко­торые в илистое дно прятаться могли от щуки. Голодно и скучно Мейте-щуке стало.

Вспомнила она тогда про наказ старой рыбины и стала звать к себе всех рыб. Да кого позовёшь? Карасей одних? Они её не очень-то и боятся. Спрятавшись в иле, на глаза ей не попадаются, червячков поедают.

А время шло.

Стала Мейта-щука мхом обрастать, неповоротлива стала — видно, старость пришла. И стала тогда щука карасей просить:

 — Никого трогать не буду, даже плавником не задену.

Стоят перед ней притихшие караси, дрожат от страха. Тогда маленький карасик выскочил вперёд и запищал отчаянно:

 — Зачем теперь отдавать пятак? Не надо жадной щуке давать его. Пусть век живёт в бедном озере. Сама озеро бедным сделала.

А сам скорее — шмыг за большой щучий хвост. Совсем обеднело озеро.

 — Кто разгневал озеро? Куда девалась рыба? — удивлялись люди.

Делать нечего. Пришли они к шаману просить, чтобы он ода­рил озеро. Большие куски мяса, сала, ягод и грибов принесли ему люди, а маленький карасик целый день от берега не отплывает, смотрит, как бы не прокараулить дар шамана.

И вдруг поздно вечером, когда тишина стояла над озером, увидел карась, как, переворачиваясь, летит ко дну круглый пятак. Кинулся он, проглотил блестящий кружочек и снова зарылся в ил.

Нашёлся кто-то в озере и сказал щуке о добыче карася. Рас­сердилась щука, крупные чешуйки посыпались с её большого полосатого тела.

 — Найти его! Найти его! — кричала она.

А маленький карась зарылся ещё глубже в ил и лежит. Долго искали его, да так и не нашли.

Сказывают, что маленький карась и теперь живёт в озере, и никакой рыбы, кроме карасей, в нём нет. Караси маленькие, кругленькие, и озеро с тех пор, наверное, зовут кто Круглое, а кто Пяташное.

А кто, говорят, поймает этого карася, тот вернёт озеру былую славу богатого озера.

Ещё, сказывают, видят иногда в озере щуку огромную, поросшую мхом, только при виде её уплывают рыбацкие лодки подальше. Так, видно, и осталась в озере злая Мейта-щука.

Верно ли это всё,— не знаю, только так люди говорят, а зря говорить не станут.

ГНЕВ ТАЙГИ
(Запись и обработка М. Анисимковой. Художник Х. Аврутис)

 В давние времена в нашем крае столько водилось всякой пти­цы, что шум да свист стоял от её крыльев. Все озёра и болота были заняты утками, гусями да лебедями, а в лесах — тучи боровой пти­цы. И зверя всякого было полным-полно. Люди тоже жили при­вольно. Да только люди, когда живут в достатке, не замечают, что всё, что дано им природой, беречь надо.

 — Ай-яй, что делаете! Зачем птицу зря губите? — говорил старый Тасман парням, которые для потехи стреляли серых уток.

Подраненная утка, чуть взлетев, падала на озёрную зыбь. Осиротевшие утята, громко крича, прятались в зарослях камыша и осоки, а озорник шёл дальше.

Грустными глазами смотрел старый Тасман на оставленную птицу.

 — Зачем бьёт, если не надо? — сокрушённо качал он головой.

Он шёл по тайге и видел вокруг и заботливых белок, и хлопотливых глухарей, и торопливых оленей.

 - Богата тайга! Шибко богата!» — рассуждал Тасман. И вдруг старик остановился. В ложбине, придавив большой куст, лежал подраненный лось. Он силился подняться на длинные ноги, но снова падал, от боли закинув на спину тяжёлую голову с больши­ми рогами. Тихо подошёл к нему Тасман. Лось не испугался, не вздрогнул.

 — Добрый человек! — промолвил зверь.— Помоги мне встать на ноги, и тогда они понесут меня, как ветер!

Наскоро Тасман нарубил жердей и стал поднимать тяжёлого лося. Пот стекал с лица, от усталости дрожали руки и ноги. На закате солнышка помог Тасман встать лосю. Зверь лизнул руки Тасмана, сказал:

 — Если трудно будет тебе, старик, ищи меня. Помогу! — И скрылся за лесом.

...Шло время, но озорники не слушали старика Тасмана и били не жалеючи зверя. Затосковал Тасман и не стал выходить из юрты, чтобы не встречаться с ними.

А однажды проснулись люди, вокруг ни ветерка, ни свиста, ни взлета птиц, ни шороха зверей. Люди вышли из юрт. Светило солнышко, но тайга стояла безмолвная. Они стояли и смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Многие, взяв луки, пошли в лес, поплыли по реке, но вечером возвратились ни с чем. И снова все молчали. Озера и болота вымерли: не стало в них уток. В ле­сах потерялся зверь.

 — Страшно ходить по тайге! Страшно! — говорили охотники, возвратившись с охоты.

Стал людей одолевать голод. Большая беда пришла в тайгу, и тут все вспомнили про старого Тасмана.

 - Это великий Гнев тайги! — сказал Тасман.— Тайга рассердилась, тайга свой Гнев послала.

 - Добрый Тасман, научи нас, что делать? — стали просить старика люди.

Вышел Тасман из юрты, и сразу на сосну сел глухарь. Обрадо­вались люди, за луки схватились, а глухарь улетел.

Долго искали его, да не нашли.

И поняли все, что один Тасман не виноват перед тайгой, что его послать к Гневу тайги надо. Только к Тасману давно старость пришла.

А тайга стояла хмурая, молчаливая. Долго думал старик, как помочь людям. Вспомнил слова лося. Надел малицу и направился Тасман в тайгу. Только зашёл он за первое дерево, как навстречу ему лось.

 - Не меня ли ты ищешь, старый Тасман? — спросил зверь. — Проси, что тебе надо, только быстрее, я помогу тебе!

 - Вижу я, что торопишься ты!

 - Говори!

 - Помоги, добрый зверь, нашим людям! — промолвил старик.— Страшный голод пришёл в наш край.

Лось молчал. Потом говорит:

 - Это Гнев тайги. Он наказал всех, кто не берёг добро её.

 - Горе! Горе! — вздыхал старик.

 - Всех зверей и птиц спрятал Гнев от человека,— продолжал лось.

 - А как же тогда ты, лось, на свободе? — спросил Тасман.

 - Гнев отпустил меня на три дня и три ночи найти ослушницу сову. Но я обещал тебе, старик, помочь. Садись на меня, и я понесу тебя, куда скажешь!

 - Вези, добрый лось, к Гневу тайги! Хочу его видеть.

 - Да знаешь ли ты, старик, как далеко живёт Гнев? Никто ещё не бывал у него и не видел его.

 - Вези,— сказал Тасман, и лось побежал.

Он бежал, словно летел, обгоняя ветер, оставляя позади леса и болота, горы и реки. Наконец, остановился. Кругом стояли ста­рые, хмурые кедры. Было темно вокруг: ни звука, ни шороха, ни света.

 — Здесь живёт Гнев тайги,— показал лось на лесную тропинку. — Иди, иди, но если не будет тебя до первого луча,— меня не ищи.

Тасман низко поклонился на все стороны и пошёл в царство вечной тьмы.

Чем дальше шёл Тасман, тем лес становился гуще, и скоро тёмная стена деревьев встала перед ним.

Долго старик приглядывался.

Вдруг промелькнул солнышка луч и вспыхнул огоньком ря­биновый куст. Перелетела с ветки на ветку птичка серенькая с белой грудкой, клюнула ягодку одну, другую, звонко щёлкнула клювом, повернула головку с бойкими глазками к Тасману да проговорила голосом человеческим:

 - Зачем ты пришел в моё царство?
Тасман ласково спросил:

 - Кто ты есть, добрая птичка?
Птичка молчала.

 - Я пришёл к Гневу тайги спросить: зачем он упрятал всё живое от людей? Зачем он так сердит на людей?

 - Искать долго не надо,— сказала птичка,— я Гнев тайги.

 - Ты? Такая-то крохотная птичка — Гнев тайги?

 - Я и доброта и гнев,— прощёлкала белогрудка.— Когда люди разоряют лесное царство — уходит доброта, прячется, остаются гнев и голод. Когда люди добры — плачу я им щедро: грибами, ягодами, шишками, лесными зверями и птицами. В такую пору сама дружу с человеком, сажусь на плечо к нему.

Вздохнул Тасман и сказал:

 — Не права ты, птичка-белогрудка. Не все виноваты в тайге, а ты наказала всех.

Притихла птица. Услышал Тасман, как забила она крылыш­ками, забегала бойко по рябиновым веткам.

 - А кто в тайге не грешен? Все! Все разоряют тайгу!

 - Нет, не все! — спорил Тасман.

 - Нет, все! — сказала птичка. — Вчера на вечерней зорьке мальчонка маленький с щеками румяными, как брусничный сок, выстрелил из лука и попал мне в крылышко.

Замолчал Тасман.

 — Ладно! — проговорила птичка.— Сейчас мы посмотрим, грешен ли ты. Попробуй-ка из пчелиного роя взять пригоршню мёду. Если возьмешь — твоя правда, помогу тебе. Если нет — разговаривать с тобой не о чем.

Притих Тасман.

Вдруг снова промелькнул лучик солнышка, и перед Тасманом появилось старое дуплистое дерево. Вокруг него роились пчёлы. С опаской подходил к дуплу Тасман.

А пчелиная матка облетела вокруг него, прожужжала над самым ухом и села на соты. Дотронулся Тасман до ноздристых восковых домиков. Притихли пчёлы, заползали, защекотали руки старика. Достал Тасман пригоршню мёду чистого, только хотел обернуться, как слышит голос сзади.

 — Твоя правда, старик. Виновата перед тобой я, — прощебетала белогрудая птичка.— Но озорники принесли много горя. А тебе скажу: если ты мою просьбу выполнишь, верну людям богатство тайги. А найти тебе надо сову-ослушницу и привести сюда.

Нечего делать. Заторопился Тасман на тропинку, по которой пришёл. Лось ждал его. Когда Тасман рассказал о сове, лось гово­рит:

 — Далеко это! Шибко далеко. Искать её надо у гор, где солнце совсем не заходит теперь и светит всё время.

И снова быстрее ветра понёс лось старого Тасмана по угрюмой тайге.

Унёс лось Тасмана далеко. И увидел Тасман, как, поклёвывая ягодку, у подножия гор ходит птица.

 — Это она,— прошептал лось.

А сова взлетела на выступ скалы и завертела головой из сто­роны в сторону, громко постукивая крепким клювом. Не пришлось старику долго раздумывать.

Сплёл он петли из трав и припрятал их под каждым кустом. Ждёт. Прошёл день, другой, а сова сядет поодаль, клювом пощёл­кивает, словно смеётся над стариком. Вдруг от громкого крика вздрогнул Тасман, спохватился, побежал на шум и видит: лось наступил сове копытом на крыло и держит. Орала сова во всё гор­ло, била свободным крылом, клевала ногу лося, но он дождался Тасмана. Взял мешок старик, набросил его на сову, завязал на­крепко и пустился в обратный путь.

Был на исходе третий день, когда лось привёз Тасмана в цар­ство Гнева тайги.

 — Поймал ослушницу! Спасибо, старик! — прощёлкала белогрудка.

Оказавшись в темноте, сова поползла по земле, распустив крылья.

 — Не видать тебе больше солнца! Не будешь летать днём, обижать птиц и зверей маленьких. Ночью на охоту вылетать станешь.

А Тасману сказала:

 — Иди домой, старик!

Долго ещё стоял Тасман, но ничего больше не сказала ему птичка.

Лось послужил старику и тут. Повёз Тасмана в родной пауль (Пауль — селение).

А над ними с шумом пролетела стая уток к озеру.

Много лет прошло с тех пор, но ослушница сова и сейчас боится солнца и охотится только ночью, а люди помнят о Гневе тайги и берегут лесные богатства.

КАК ВОРОН ЗЕМЛЮ МЕРИЛ
((Запись и перевод В. Чернецова. Художник Х. Аврутис)

 На болотной кочке старуха со стариком жили. У старика бе­лый ворон был. Земли всего лишь островок маленький; только юрточку поставить, а кругом вода. На месте земля не стояла: се­верный ветер подует — к южному морю её погонит, с юга ветер поднимется — землю на север несёт.

Старик из юрты своей не выходит, какая такая земля есть, не знает. Белого ворона однажды посылает:

 — Землю кругом облети, хочу знать, намного ли она выросла.

Ворон полетел и вскоре вернулся. За это время, что летал он, котёл рыбы сварить можно было.

Такой земля стала.

Жили, жили, опять посылает старик ворона посмотреть, как земля выросла. Ворон землю всю облетел, через три дня лишь вер­нулся.

Такой земля стала!

Ещё сколько-то времени прошло. Старик ворону говорит:

 — Землю кругом облети, хочу знать, намного ли ещё выросла.

Улетел ворон. Зиму прожили; и вторая зима прошла, ворон всё не возвращается.

Старик и ждать перестал:

 — Погиб где-нибудь ворон.

На третий год видит старик, летит какая-то чёрная птица. Это белый ворон почерневшим прилетел.

 - Ну, где же ты летал?

 - Я три зимы, три лета летал, насилу землю окружил. Ни одной речки, ни одного озера не пропустил.

 - Пока летал, что-то сделал: почему почернел?

 - Что сделал? Человек какой-то умер, а я его съел. Оттого и почернел.

 - Человека если съел — уходи прочь. Отныне ты сам зверей убивать, рыбу добывать не сможешь. Когда человек зверя убьёт, тогда кровь подбирать станешь, а ничего не найдёшь — голодным будешь.

Ворон улетел. Так и поныне живёт.

ЗАЙЧИК
(Запись и перевод В. Чернецова)

 Жил-был зайчик. На озёрном берегу в осоке постоянно пры­гал. Однажды, поедая осоку, губу себе порезал. Пошёл к огню по­жаловаться :

 - Огонь, сожги осоку на озёрном берегу!

 - Какое зло сделала тебе осока? — спросил огонь.

 - Губу мне обрезала, — ответил заяц.

 - Уж такое ненасытное брюхо у тебя,— сказал огонь. Пошёл заяц к воде и говорит:

 - Вода, прибудь, затуши огонь!

 - Какое зло тебе сделал огонь?

 - Огонь осоку на озёрном берегу не зажигает!

 - Какое зло сделала тебе осока?

 - Губу мне разрезала.

 - Уж такое ненасытное брюхо у тебя!

Пошёл зайчик к двум мальчикам со стрелами и луками, гово­рит им:

 - Дети, в воду стреляйте!

 - Какое зло тебе вода сделала?

 - Вода не прибывает, огонь не тушит!

 - Какое зло тебе сделал огонь?

 - Огонь осоку на озёрном берегу не зажигает!

 - Какое тебе зло сделала осока?

 - Губу мне разрезала.

 - Уж такое ненасытное брюхо у тебя!
Пошёл зайчик к мышке и говорит:

 — Мышка, мышка, тетиву на луках мальчиков перегрызи, чтобы стрелять не могли.

Пожалела мышка зайчика и пошла тетиву у луков перегры­зать. Но не успела. Схватили мальчики луки, натянули тетиву и пустили стрелы в воду. Стреляют в воду — вода прибывает, идёт огонь тушить. Испугался огонь, к осоке перебросился. Загорелась осока, а в осоке зайчик прыгает. Растерялся, из огня побежал, ноги и уши себе подпалил.

ОТЧЕГО У ЗАЙЦА ДЛИННЫЕ УШИ
Мансийская сказка

 Когда появились в лесу звери, был у них самым старшим большой зверь — лось. Однажды лось с женой своей на лесной полянке разговаривали. Заяц мимо бежал, разговор их ус­лышал, остановился. Думает: «Послушаю-ка я, о чём они говорят».

Подкрался поближе, спрятался за пенёк, слушает.!

 — Вот,— говорит большой лось — есть у меня рога, которые должен я раздать зверям. Но зверей много, а рогов мало. Кому же дать их?

Слушает заяц, думает: «А неплохо бы и мне рога получить. Чем я хуже других?»

 — Кому вот эти рога дать? — спрашивает лось жену.
Только хотел заяц рот открыть, а лосиха уже отвечает:

 — Эти оленю дай. Он нам родственник, нельзя ему не дать.

 — Ну хорошо,— говорит лось.— А вот эти большие кому?

Только хотела лосиха ответить, а заяц не вытерпел, высунулся из-за пенька и закричал:

 — Эти мне, зайцу, дай, большой лось!

 - Что ты, братец,— говорит лось.— Куда тебе такие рога? Что ты с ними будешь делать?

 - Мне рога очень нужны,— говорит заяц.— Я всех врагов своих в страхе буду держать, все будут меня бояться.

 — Ну что ж, бери! — сказал лось и дал зайцу рога.

Обрадовался заяц, запрыгал, заплясал, и вдруг с кедра большая шишка прямо на голову ему свалилась.

Как подскочит заяц от испуга и ну бежать! Да не тут-то было! Запутался рогами в кустах, выпутаться не может и визжит со страху.

А лось с лосихой хохочут, заливаются.

 — Нет, брат,— говорит лось.— Ты, я вижу, трусишка, а трусу и самые длинные рога не помогут. Получай-ка ты длинные уши. Пускай все знают, что ты подслушивать лю­бишь.

Так и остался заяц без рогов, а уши у него выросли длинные-предлинные.

ЕГАНСКОЕ ОГНИЩЕ
(Запись и обработка М. Анисимковой. Художник Х. Аврутис)

 Проживёт иной человек на земле, как дым проплывёт — ни­какого следа после себя не оставит. Подумаешь так: для чего жил, только небо коптил! А другой! Живёт себе, только диву даёшься: откуда что и берётся? За какое дело ни возьмётся — в руках всё спорится, какое слово ни скажет — всё в строку идёт. От таких лю­дей всякие неожиданности ждать можно. Такое сотворят, что и через века внуки их вспоминать будут.

Так это или не так было, но то, что охотник Еган на земле жил, уж точно установлено: потому как протока Еганская есть, Еганское урочище есть и сама речка Еганка живёт!

Течёт она тихо среди буреломов. Весной наполнится водой, выйдет из берегов, зальёт всю округу — и не найдёшь её русла, а к летней поре упадёт в берега и течёт смирно и тихо, будто слушает, о чём ветры и травы, кусты и деревья разговор ведут.

Вот в этих самых местах и жил охотник Еган. Много рядом боров и урманов было, а он как облюбовал эти места, так тут всё время и промышлял. И была у него своя особая приметина. Не будь её — мало бы кто знал про Егана. А приметина была в том, что зверья никакого никогда Еган-охотник не бил, стрел не точил, луков не гнул, самострелов не настораживал, даже капканов, которые ноги зверям увечат, и тех не мастерил.

Была у него великая любовь ко всему живому!

Зато ловушки какие умел делать Еган! Такую смастерит, что звери сами к ней бегут. Только он вынесет её в бор, а зверь уже тут как тут. Сидит себе в клетке!

Идёт тогда Еган тихо, осторожно, чтобы не напугать зверя. Присядет на корточки перед клеткой, поговорит со зверем, корму положит, потом гладить по голове начнёт. Взъерошится было лес­ной житель, зубы скалить станет, да только злость у него скоро проходить начнёт. Кого ласковое слово за сердце не берёт? Мало-помалу и привыкнет зверь да и станет жить с охотником в вели­кой дружбе.

Привольно жилось зверью с Еганом. Как услышат они, что он в тайгу пошёл — ягод ли побрать, грибов ли пособирать, орехов посшибать или рыбу половить,— все навстречу к нему бегут! Все норовят руки лизнуть, а лиса, так та до щеки всегда умудряется добраться. Для каждого Еган ласковое слово знал про запас. А если к кому из зверей озорство приходило,— умел Еган громким голосом страх наводить. Громкий голос его повторяли деревья и травы, кусты и цветы.

Смирели звери, поджимали уши, прятались в норы, и скоро ко всем приходил мир. Только такое редко бывало с Еганом.

Охотники со всей округи любили к нему в гости ездить. Мас­тер он был небылицы всякие рассказывать. Лицо у Егана улыб­чивое было, в глазах всегда смешинки плясали, а зверюшки в такие минуты к нему с разных сторон тайги бежали. Припадут волосатыми губами к уху и шепчут ему, рассказывают, кто что видел вокруг.

Так бы, может, и прожил Еган, если бы не прибежал к нему в весеннюю пору медведь с опалённой бурой шерстью. Добежал зверь до чума охотника, пал на траву и лежит, как человек, сто­нет, головы поднять не может.

Захлопотал Еган, забегал вокруг косолапого, малины ему в пасть толкает, мёдом морду мажет, а медведь трясётся от страха, косматую голову под расшитую рубаху охотника прячет.

 - Беда! — ревёт зверь.— Из озера огнище выскочило! Зарево до самого неба вылетело.

 - Какое ещё огнище? — удивился охотник и побежал со зверями к тому месту, где медведь огонь видел.

Тихо кругом. На озере волны ворочаются, на них утки плава­ют, качаются, травы на берегу шелестят, от росы головы к земле гнут.

— Ты, наверное, сегодня много мухоморов ел? — спросил Еган медведя.

Тот виновато покачал головой, потёр лапой глаза и отправил­ся в бор берлогу строить.

«Какой ещё огонь на озере был?» — думал Еган и не заметил, как к своей речке подошёл.

Шёл-шёл по-под яру и видит: поперёк речки бревно лежит. «Откуда такое бревно взялось?» — удивился охотник. Побежал по нему быстро в легких кожаных бродёжках. Только хотел на берег выскочить и обомлел: ноги-то его на щучьей голове стоят! А она выставила зубы и большим ртом воздух хватает.

 — Как это ты умудрилась в такую маленькую речку попасть? Или жадность тебя сюда принесла? — выскочив на берег, закричал Еган.

 — Столкни меня в речку! Дай сил набраться! — шепчет щука.

Схватил Еган с берега палку берёзовую и давай её под щуку подкладывать. Вертится щука, буровит брюхом илистое дно речки, изворачивается полосатым телом.

Долго бегал охотник по щучьей спине, то хвост, то голову от­талкивал от берега. Очутилась, наконец, щука в воде. Растянулась вдоль берега, высунула голову и сказала:

 — Это огнище выбросило меня сюда из озера!

 — Какое ещё огнище? — снова удивился Еган.— Всё тихо кругом, спокойно.

 — Ox! — простонала щука.— Вот отдышусь и расскажу тебе тайну его. Вдруг веку моего не хватит, а у людей память длинная.

Сел Еган на берег. Долго по небу ходила луна, много раз под­бегали к обрыву звери, но как увидят, что Еган всё ещё со щукой разговор ведёт, убегут.

О чём говорила щука охотнику, так никто и не знает. Только с той поры стал искать Еган тайную дорогу к огнищу.

Стали звери терять Егана. Как ни подбегут к его чуму, а ело­вая палка опять поперёк лежит — значит, нет Егана дома. Соболь скажет, что рано утром его на яру видел, лиса днём его след на поляне нюхала, а заяц перед дождём с берега видел, как Еган в колданке (Колданка — лодка) по озеру плавал.

Но скоро совсем потерялся Еган.

Всполошились звери и давай бегать по округе. Под каждым кустом, под каждым деревом обыскали, обнюхали его след. А Ега­на нигде нет!

 — На озере он! На озере он! — кричал заяц, прыгая на лапках.

Сели звери на берег, прижались друг к другу, глаз с озера не спускают, а потом принялись кричать. Эхо далеко уносило их крик, а в ответ шумел только ветер.

Вдруг опрокинулась волна и из озера показалась большая щучья голова. И говорит щука:

 — Не ищите вы своего Егана! Не придёт он к вам больше! Огнище он пошёл искать. Когда найдёт его, тогда и ждите своего Егана! — И, ударив широким хвостом по воде, спряталась обратно в озеро.

Потосковали звери, поискали ещё Егана и разбежались в раз­ные стороны. Бегают, всех спрашивают: «Кто знает, где огнище живёт?»

А Еган тем временем всё шёл за своей речкой, и привела она его к большому озеру. Остановилась, завертелась, закрутилась около его ног, разными искрами засверкала. Так и зовёт охотника дальше, так и манит.

 — Иди, иди, Еган. Тут недалеко живёт огнище! — взметнув волны, сказала она.

Вдруг как опрокинулось озеро! Зашумела, запела на разные голоса вода, мхи выстлались перед Еганом, и очутился он под зем­лёй. Теперь вокруг птичьих голосов не слышно, солнечного луча не видно. Вздрогнуло сердце Егана.

 — Где ты тут живёшь, огнище? — крикнул Еган в темноту.

Разнеслось далеко эхо. Слышит: под ногами снова речка зазвенела, а впереди чёрная девка с косой, как вороново крыло, показалась. Стоит в стороне тихо, чёрными глазами, как двумя озерками, на охотника смотрит и манит к себе, зовёт.

 — Не к тебе я пришёл, а к огнищу! — крикнул охотник.

Захохотала чёрная девка, замотала из стороны в сторону чёрными косами.

 - А огнище без меня не живёт! Там, где меня увидишь, там и его жди! — ответила она и потерялась, а вокруг потекла река пахучая.

 - Иди, иди сюда, Еган! — прожурчала под ногами речка.— Смотри, огнище сюда бежит! Правду девка сказала.

Показалось вдали зарево, осветило всё подземное царство, и увидел Еган реки разноцветные и камни красоты неземной. За­жмурился охотник от свету яркого, приложил руку к глазам, а сам в узкие щёлочки между пальцами поглядывает, смотрит, как огнище дурит, высокими языками землю лижет, стелется по глади рек, только красные языки летят в разные стороны, да останови­лось вдруг, будто присело перед Еганом, раскалённой бородой раз­махивая.

 — Пришёл ко мне! Отыскал меня, значит! — засвистело огнище и давай от радости прыгать, искры метать, густым дымом фыркать.— Только ты меня, человек, скорее на простор пусти! Только покажи мне в твоей земле трещину! Ну и разгуляюсь я на просторе! — свистит огнище.

И представил охотник Еган, что сделает жадное огнище с его бором, лесом, с его зверями и птицами, и замолчал, прижался к земле, как песчинка малая, и уснул в чужом подземном царстве. «Видно, не пришла ещё пора про тебя говорить, на простор тебя пускать!» — подумал он про себя.

Много зим прошло, много вьюг прошумело над землей. Даже звери стали забывать, когда в этих местах Еган жил.

В один из весенних дней, когда медведь в малинник пошёл, услышал в стороне голоса людей. Остановился зверь и тихо за ними отправился, за лесины прячется, их разговор слушает. А они на берег Еганской речки вышли, свои чумы поставили, костры жечь стали, а сами всё про огнище разговор ведут.

Слушал, слушал их медведь и обратно в малинник пошёл да как вспрыгнет вдруг! Сучья затрещали, кусты подогнулись, птицы в разные стороны полетели. Выбежал медведь на берег реки да как закричит голосом человеческим:

 — Тут оно, тут! Тут живёт Еганское огнище! Сам Еган за ним ушёл!

Испугались люди, бросились бежать кто куда, а медведь ревёт им вслед:

 — Куда вы? Тут оно, Еганское огнище! Ищите его тут!

Кто знает, поняли ли люди слова зверя или сами узнали, что огнище в этом месте искать надо. Только построили они вышки железные.

Прислушались люди, услышали земную силу, а когда взмет­нулось к небу огненное зарево, залило светом всю округу, люди от радости стали бросать высоко над головами шапки, обнимать друг друга. В это время выбежали на берег и звери, своего Егана среди них отыскать хотели. И не зря, говорят люди, они его ждали. Тут он был! Раз людям свое огнище отдал,— значит, и сам в родной край вернулся. След его и соболь видел, и лиса на поляне снова учуяла.

КУДА ЛЕТАЛА ГАГАРА
(Запись и обработка М. Анисимковой. Художник Х. Аврутис)

 

 Дни считала гагара, чтобы лететь в родную северную сторону. Только скоротает ночь, от радости защёлкает клювом, перышки на шее переберёт, пересчитает и закроет глаза. А перед ними сразу поплывёт тундра мшистая да ягодная, берега тальниковые да коч­ки с высокой травой, а вокруг всё гнёзда гагарьи, пухом выстлан­ные.

Торопила дни гагара, торопила — и пришла пора! Понесла весна тепло в северный край, а вместе с ним и все птицы заторо­пились.

Летят, радуются, на родную землю насмотреться не могут, криком своим привет ей шлют. Гагара ещё издали узнала свой остров: загоготала, захлопала крыльями, облетела его много раз и уселась на кочку. Сидит, отдышаться не может, крылья распусти­ла до самой земли. Сама не верит, что дальняя дорога позади осталась.

День прошёл, другой. Осмотрела гагара на острове каждый кустик, видит — никого рядом нет. Летят птицы мимо гагарьего острова, шумят крыльями. Устанет какая, сядет у бережка, а гага­ра тут как тут. Ползком приползёт, сядет чуть поодаль, подожмёт лапки, вытянет шею и важно проговорит:

 — Разве ты не знаешь, птица, что это наш остров? Гагарий? Что это мы, гагары, на дно ныряли и в клювах своих землю вытаскивали? Вот и стала вокруг земля! Оттого и вам теперь привольно живётся!

Прокричит птица, откланяется гагаре и улетит. Простору мно­го в северном крае!

Так на гагарьем острове никто и не селился, не смел своих гнёзд вить.

Довольная гагара. Вывела она своих птенцов, научила их ны­рять, плавать и стала учить летать, крылья пробовать, силу в них копить.

Плавает гагара по озёрным волнам, любуется птенцами и слы­шит над головой свист. Видит: пара чирков летит. Покружили птицы вокруг гагарьего острова и сели в траву. Прокричала гага­ра, а чирки сидят и не поднимаются на крыло. Стала гоготать гагара, а чирки всё сидят, будто и не слышат. Поплыла гагара к тому месту, где птицы сели.

 - Или вы не знаете, чей это остров? — важно говорит она, подплывая.— Или забыли, кто землю со дна морского достал?

 - Всё мы помним, гагара,— ответил чирок с почерневшим крылом. — Только вот чируха моя дальше лететь не может, силы в дороге потеряла, да и заблудились мы. Видишь, как поздно летим? Еле-еле до твоего острова долетели. По всей реке шум стоит, на берегах костры горят, в лесу сосны железные выросли! — И чирок замахал крыльями, посмотрел под кочку болотную, а чируха там уже яйцо снесла.

 - Совсем стали забывать птицы, кто эту землю со дна морского доставал! — не унималась гагара.

 - Ох! — вздохнул чирок.— А вот нам по дороге острохвостка сказала, что не вы, гагары, эту землю сделали!

Вздрогнула гагара, закоткала, будто ягодой подавилась, а чи­рок своё:

 — Острохвостка сказала, что ваша земля холодная и мокрая, а вот дальше твоей земли огонь живёт! Тепло живёт! Просто у вас, гагар, клювы короткие, вот вы и не нашли тепло, а оно далеко спрятано!

Почернела гагара, слова сказать не смогла, от обидных слов чирка у неё даже крылья силу потеряли.

 - Какая это ещё острохвостка тебе сказала? На чьей земле всё птичье царство живёт? — закричала гагара.

 - Не знаю! — виновато ответил чирок.— Но правду сказала острохвостка, что не достали ваши клювы тепла, а оно есть! Я сам его видел! Даже крылышки опалил. Видишь, какое сизое оно у меня стало? Это оттого, что около огня близко летел.

 - Врёшь ты, ленивый чирок! — закричала гагара.— Не хотел лететь дальше, вот и выдумал про земное тепло. Где ему тут взяться? Смотри: кругом вода и вода! Да и кому надо это тепло?

 - И тебе надо! — сказал чирок.— Если бы было здесь тепло, зачем тебе летать в чужую страну? Разве стала бы ты крылья ломать в дороге? Жила бы всегда дома.

Ничего ему не сказала гагара, закричала жалобно и подня­лась. Облетела несколько раз свой остров и полетела...

 — Куда ты полетела, гагара? — закричал ей вслед чирок.

А она летит, шею вытянула, крыльями воздух режет, торо­пится.

Летит гагара через тундру и видит: стада оленей пасутся. Ходят олени по болоту, ягель едят, оленят бодаться учат. Увидели в небе гагару, закинули на спины рогатые головы, мычат:

 - Куда полетела, гагара? Или уже холода почуяла?

Села гагара на рога семигодовалого быка и спросила:

 - Кто-нибудь из вас про земное тепло слышал?

Замолчали олени, наклонили головы, мох есть перестали.

 — Видел оленёнок земное тепло! — сказал гагаре старый олень.— И сосны железные видел.

 - Зачем оно вам, это земное тепло? — сердито спросила гагара.— Разве плохо вам живётся на моей земле?

 - На какой — твоей? — спросил олень.

 - А разве вы не знаете, что эту землю мы, гагары, со дна морского своими клювами достали?

Опять замолчали олени.

 — Хорошо будет, если сюда земное тепло придёт! — бегая по кочкам, кричал оленёнок.— Круглый год грибы будут, круглый год.

Не стала слушать его гагара, взмахнула крыльями, полетела.

 — Ты куда? — замычали олени ей вслед, но она и не слушала их. Летела гагара, летела, до тайги долетела. Видит: зверьё всё в работе: медведь берлогу строит, выгребает яму, только земля в разные стороны летит. Белка грибы сушит, шишки в дупло таскает, запасы на зиму готовит. Соболь дупло мастерит.

Увидели гагару, закричали все в один голос:

 — Куда ты полетела, гагара? Неужели так быстро холода пришли?

Расправила крылья гагара, уселась на кочку и спрашивает:

 - Кто-нибудь из вас слышал про земное тепло?

 - Нынче зима тёплой будет? Можно и берлогу не строить? — спросил гагару тугоухий медведь и бросил в сторону пень.

 - Может, и грибы снегом не заметёт? — радостно пропищала белка.

 - Бестолковые звери! — рассердилась гагара и полетела дальше. Летела, летела, устала. Вылетела на речной простор и села на берег, чистит клювом перья. Услышала, как рыба по воде хвостом хлестнула. Нырнула гагара в воду и поплыла. Смотрит: в тихой заводи собрались рыбы. Хвостами шевелят, плавниками играют, а сами на одном месте собрались и слушают сырка серебристого. Он говорит торопливо, из маленького рта пузырьки летят:

 - Если земное тепло будет нашу речку греть...

Не дослушала его разговор гагара, вынырнула из воды и по­летела дальше.

 — Что это они как сговорились: только про тепло земное и ведут разговор? Может, мне человека спросить? Он лучше всех знает.

И полетела гагара к жилью человека.

Летит, а на пути все гремит и шумит. Увидели ее маленькие ребята и закричали:

 — Гагара, гагара летит! Говорят, что это они, гагары, всю северную землю со дна морского своими клювами достали. Хорошая птица гагара!

Стала она кружить над головами ребят да скоро и села на поленницу, чуть поодаль от домов.

 - Устала, птица? — ласково спросил её мальчик и стал поправлять ей перышки.

 — Ты совсем не в ту сторону летишь! — сказал он.— Наверное, дорогу потеряла?

 - А это правда, что под моей землёй люди тепло нашли? — спросила гагара.

Удивился мальчик, что гагара человеческим голосом говорит, но не испугался, ответил:

 — Правду, правду говорят! Видишь, как люди все радуются!

Вздохнула гагара и сказала:

 - И кто только это тепло не любит? — и полетела. Долго летела. Мимо леса и мимо болот, мимо озёр и вдоль рек и проток.

 - Куда это ты летала, гагара? — спрашивали её птицы.

 - Летала — земное тепло смотрела! — всем отвечала она.

 - А видела земное тепло?

 - Видела, видела! И железные сосны видела! На самой вершине такой сосны отдыхала. Пламя видела, как оно из земли вырывается и в ночи гаснет. Около него ходила, ягоды ела. И трубу, по которой земное тепло идёт, тоже видела. Даже лапы на ней погрела!

И полетела гагара на свой гагарий остров, радостную весть своим птенцам рассказывать.

Мансийский орнамент

 Изображение с сайта  http://festival.1september.ru/articles/500967

Орнамент обозначает медведя. Чаще всего его размещают на ритуальных рукавицах и шапках - для медвежьего праздника. Изображение отсюда http://www.animalist.ru/?action=show_pic&n=24052009011918&artist=Nils

В данном случае мансийский орнамент «Вуй (Бобр)» присутствует на  берестяном коробе-набирушке (кончиком ножа соскребается намоченный внутренний тёмный слой бересты, проявляя светлый орнамент). Фрагмент с иллюстрации Фомина Николая.
Изображение отсюда http://illustrators.ru/illustrations/491796

Ссылки:

http://оуипиир.рф/node/22 - здесь фольклор Манси

http://russiasib.ru/mansijskij-folklor - здесь о мансийском фольклоре

http://katanga-evenki.blogspot.ru/2012_02_01_archive.html МАЛОЧИСЛЕННЫЕ НАРОДЫ РОССИИ. - здесь о мансийском фольклоре

http://volnomuvolya.com/aborigeni_severnogo_urala_narod_mansi.html - много фото про манси

http://otorten.ru/zaplatin.htm - Михаил Александрович Заплатин. Хранит тайга языческие тайны. Мансийский фольклор и культ медведя. Очень интересно!!!

http://xant.net.ru/skazkimansi.htm здесь о сказках Манси

http://domongol.org/viewtopic.php?f=38&t=4024 – здесь изображения угорских орнаментов