Народное искусство коряков

Коряки
В КРАЮ ДВУХСОТ ВУЛКАНОВ И ТЫСЯЧИ ГОРЯЧИХ ИСТОЧНИКОВ

 

В составе второй экспедиции Витуса Беринга, отправившейся на по¬иски пролива между Азией и Север¬ной Америкой, было двое студентов Российской Академии наук: Степан Крашенинников и Алексей Горланов, а также Георг Стеллер, уроженец Ба¬варии, нашедший в России, подобно многим другим, в том числе и самому Берингу, вторую родину. Возможно, их имена и не дошли бы до нас, зате¬рявшись в потоке времени, если бы не эта экспедиция. Все трое были немало поражены открывшейся им впервые Камчаткой и оставили потомкам ее описание, которое до сего времени играет важную роль в изучении Кам¬чатки.

Полуостров Камчатка на карте свисает длинной каплей с севера к югу, образуя восточную око¬нечность Азиатского материка. Об¬щая площадь Камчатки 370 000 км2. Полуостров имеет вулканическое строение. На его сравнительно не¬большой территории, и даже не на всей, а в южной его части, насчитыва¬ется около двухсот вулканов, или сопок, как их окрестили первооткры¬ватели Камчатки. Название «сопка» наводит на мысль, что это какая-то небольшая, незначительная горушка. В действительности же камчатские вулканы — это высоченные горы со снеговыми вершинами, которые в хо¬рошую погоду ослепительно сверкают на фоне голубого неба.

Камчатские вулканы находятся в различном состоянии: одни из них крепко спят, другие непрерывно ку¬рятся, сопят, как бы грозно предупре¬ждая о том, что всегда готовы начать извержение. И действительно, извер¬жения камчатских вулканов довольно часты. Не так давно произошло гроз¬ное извержение так называемой Ключевской сопки, одного из самых высоких вулканов в мире (высота 4750 м), и в 1975 году «заработал» знаменитый вулкан Толбачек, о чьем извержении в 1739 году писал в своей книге «Описание земли Камчатки» С. Крашенинников. Но и вблизи сто¬лицы Камчатки — города Петропав¬ловска — высится непрерывно дымя¬щийся двухголовый Авачинский вул¬кан, или Авачинская сопка. Другой видимый из Петропавловска с побере¬жья Авачинского залива вулкан Ко¬рякская сопка отстоит намного дальше от города, чем первый, и его изящный, правильный конус напоминает знаменитую своей красотой япон¬скую Фудзияму. На Камчатке же нахо¬дится и редкая по красоте Долина гей¬зеров. Гейзеры так же из¬вестны в Японии, США, Новой Зелан¬дии и Исландии. В камчатской Долине гейзеров, расположено около тысячи горячих, разнообразно дей¬ствующих подземных водяных и гря¬зевых источников, многие из которых имеют лечебный, целебный характер. Многие гейзеры выбрасывают вверх струи горячей воды и пара температу¬рой 100— 150° через определенные, разные у каждого, промежутки време¬ни. Горячая вода образует речку Гей¬зерную, по берегам которой даже в сильные морозы местами растет зеле¬ная трава. Красивы, разнообразны от¬ложения кремнезема-гейзерита по бе¬регам и на дне фонтанов-гейзеров. Одни из них желтого, другие розо¬вого цвета и по форме напоминают то причудливые цветы, то кораллы.

Все эти экзотические картины, осо¬бенности природного строения Кам¬чатки привлекают сюда тысячи тури¬стов, особенно в летние и осенние месяцы.

Слово «Камчатка» в нашем языке приобрело с течением времени нари¬цательное значение. Мы привыкли, что дальше Камчатки уже некуда.

— Эй, вы там, на Камчатке! — одергивают на школьных уроках или лекциях расшумевшуюся молодежь, расположившуюся за последними в классе или аудитории столами...

Откуда же, однако, происходит само слово «Камчатка»? Долгое время полагали, что название «Камчатка» произошло от камчатых тканей. «А на Камчатке приходят люди гра¬мотные, платья на них — азямы кам¬чатые»,— писал С. Ремезов, первый сибирский картограф, живший и работавший в конце XVII — начале XVIII века. Однако в дальнейшем уда¬лось выяснить, что камчатые азямы (род верхнего платья, кафтана) тут решительно ни при чем. Слово «Кам¬чатка», по-видимому, произошло от якутского слова «камчаакытан». В якутских сказках упоминается бо¬гатая соболями страна Камчаакытан, или Хамчаакыттан. «Камчаа» на якут¬ском языке значит двигаться, коле¬баться, «ыттан»— взбираться. Это довольно образная, близкая к нашим представлениям о Камчатке характе¬ристика богатой соболями далекой страны, где надо взбираться вверх, а почва колеблется — вулканическая почва.

 

Молодежный национальный ансамбль «Коритэв» – это КОРяки, ИТельмены, ЭВены. Песни у них необыкновенны, а танцы исполнены природной грации. Юноши по-медвежьи косолапят и топают, рокоча бубнами, а девушки неподражаемо двигаются, струясь, как охотящийся соболь, или всплёскивая руками, как чайки крыльями – их пластику не скрадывают даже мешковатые меховые кухлянки, с сайта http://www.format-a3.ru/events/event-60/articles/434.html

Коренное население Камчатки — малые народы, ительмены и коряки. В прежние времена коряки жили на самом юге полуострова, у мыса Лопатка, откуда они с боями прогнали ительменов. Потом случилось несча¬стье: после больших дождей грянули внезапные морозы, сковавшие землю. Олени не могли добраться до мха-яге¬ля. Среди оленей начался массовый падеж, сами коряки после того пода¬лись на север. В настоящее время на севере Камчатки, примыкая к землям Чукотки, расположен Корякский авто¬номный округ. Население округа, коряки, народ столь же своеобразный, как и другие малые народы Крайнего Севера, по языку, обычаям, искусству и культуре.

Вроде бы все то же самое: олене¬водство, рыболовство, охота... В охо¬те, правда, у коряков больше близости с чукчами и эскимосами, нежели, например, с эвенками или долганами, поскольку океан создает условия для охоты в море на морского зверя. Однако и характер одежды из тех же оленьих шкур и замши-ровдуги и ее покрой, орнаментация — во всем вы¬являются иные, чем у соседей, художе¬ственные принципы, вкусы и тради¬ции.

Каждый из малых народов Крайнего Севера имеет свою, особо характерную то¬нальность и свою, наиболее типичную технику. Например, зубчатая красная с синим полоса орнаменталь¬ного «северного сияния» у долганов; бело-голубые бисерные оторочки, контрастирующие с рыжей поверхно¬стью меха или замши, — у эвенов, вышивка бисером— у эвенков и долганов, а нганасаны и ненцы — это аппликация и медные подвесные украшения: бляхи и труб¬ки. Коряки же предстают перед нами как непревзойденные мастера меховой мозаики и замечательные, пожалуй, не менее одаренные, чем чукчи и эскимо¬сы, художники-косторезы.

Мастерицы долганки, эвенкийки, ненки затрачивали массу мастерства и труда на то, чтобы поверхность меха в готовой вещи была безупречно одно¬тонной, одноцветной, а заделка, заштуковка пороков, отверстий, мест, проеденных оводом, была бы столь незаметной, чтобы мех казался безу¬пречным от природы, ровным, одно¬тонным.

Подлинным чудом народного декора¬тивно-прикладного искусства меховая мозаика стала только у коряков.

Пестро¬та, пятнистость, двухцветность счита¬ется признаком самого прекрасного в природе и в орнаменте. Пороки, дыр¬ки, отверстия заделываются так, что это образует дополнительные узоры. Для шитья верхней зимней одежды в давние времена, видимо, применялась шкура пятнистого оленя, так сказать, в ее естественном природном виде. Но пятнистые олени попадаются не часто. Да и пятна на их шкуре не там, где надо, и вот постепенно корякские мастерицы научились создавать нуж¬ную им пятнистую шкуру искусствен¬но. Они врезали, вшивали «пятно» нужной формы и нужного размера в ровную, без пятен однотонную по¬верхность меха. Так зародилось у коряков искусство меховой мозаики.

 

Корякская парка (кухлянка)

В современных корякских кухлян¬ках можно увидеть белую переднюю и заднюю сторону шубы как бы в раме из черных боковин и черной же ото¬рочки подола, а посредине этой белой плоскости черное пятно неправильной формы. Некоторые мастерицы имеют пристрастие к крупным пятнам, дру¬гие, напротив, предпочитают чуть тро¬нуть большую белую плоскость черным, как бы невзначай прихотливо брошенным пятнышком.

Чем искуснее мастерица, чем больше у нее развито чувство цвета, чувство ритма, чувство соразмер¬ности частей, тем интереснее полу¬чается у нее искусственная пятни¬стая шкура.

Среди корякских мастериц, как, впрочем, и повсюду на Крайнем Севе¬ре, существовало своеобразное сопер¬ничество в мастерстве. Мужчины со¬перничали между собой в количестве и качестве добытого зверя, птицы, пушнины, мяса, рыбы, в оленьих гонках, в мастерстве по ловле оленя в стаде, в бросании маунта-аркана или копья, в борьбе. Женщины могли и должны были соперничать между собой в уме¬нии вести дом, хозяйство, в скорости и мастерстве возложенной на них до¬машней работы, и в особенности в искусстве шитья и украшения изделий из меха.

 

Корякская мужская парка

«На ком думаешь жениться? — спрашивает один герой эскимосской сказки другого. — Разве девушка Туткан не умеет хорошо шить?» Видимо, тот, кого спрашивают, ухаживает за девушкой Туткан, но еще сомневается: жениться или нет.

Умение хорошо шить — реша¬ющий довод в пользу этого решения. До сих пор как самую высшую похвалу приходится слышать о той или иной женщине или девушке: «Она хорошо шьет». Понятие «хорошо шьет» обозначает в данном случае не просто шитье, не просто владение иголкой, не просто аккуратность, но высокое мастерство, умение средства¬ми шитья, сшивания (и, конечно, под¬бора шкур и меха) создать эстетически выразительную вещь.

 

Подол (опуван) мужской парки. Вышивка подбородным волосом оленя

Об этом интересно рассказывается в народной сказке «Ворон и солнце» (ворон и солнце — частые герои корякских сказок).

Девушка Луна попала в ярангу ворона и родила от него ребенка. Солнце, обеспокоенное долгим отсут¬ствием сестры, отправилось ее искать. Найдя Луну у ворона, солнце хотело ее забрать обратно на небо. Но ворон воспротивился, говоря, что у Луны уже есть ребенок. Тогда договорились решить спор соревнованием: кто из окружения ворона и солнца быстрее и искуснее сошьет и украсит одежду из оленьих шкур, камусов и ровдуги — на той стороне и останется Луна. Мастерицы соревновались попарно. Первой шили основную часть костю¬ма — меховую кухлянку. На стороне ворона выступила самка горностая, на стороне солнца — мышь. Горностаиха быстро и легко обогнала мышь как в быстроте, так и в качестве рабо¬ты. Далее шился меховой комбинезон. На стороне ворона оказалась соболиха, на стороне солнца — сурчиха. Соболиха победила. Теперь надо было сшить меховые чулки — «чижи». Во¬рон поручает это делать выдре, а солнце — лисице. Побеждает выдра. Шьются торбаса. От ворона их шьет оленья важенка, от солнца — рысь. Победа остается за важенкой. Для полноты костюма нужны еще и мехо¬вые рукавицы. В соревновании мед¬ведицы с волчицей побеждает медве¬дица. Таким образом, ворон побе¬ждает и получает право оставить у себя свою жену Луну.

Нетрудно увидеть, что на стороне ворона, представляющего в данном случае, совокупно с женой, зимнее время года, полярную ночь, высту¬пали те звери, чей мех, собственно, и шел на зимнее обмундирование севе¬рянина-охотника и чьи шкуры осо¬бенно ценились в охотничьем промы¬сле: соболь, горностай, северный олень (олений камус), медведь и выдра, чьи шкуры использовались как отделочные и специально утепляющие меха.

Об искусстве женщин-мастериц, чей труд и художественное мастерство исстари ценились у коряков, поется в национальной, так называемой подза¬доривающей, песне:

...Если ты умеешь шить что-нибудь,
Достань сухожилие собаки,
И этим сухожилием зашей на небе звездочки.
Чтобы небо было без дырочек (звездочек).

Здесь отразилось представление о небе как о ровдужном пологе, где свет проникает через незаделанные ды¬рочки, оставшиеся в оленьей шкуре, а затем и в выделанной из нее ров¬дуге после укусов овода.

Хорошая мастерица все умеет, во всем искусна.

«Если ты умеешь что-нибудь, — поется в той же песне,
 — Достань косточку из ноги птицы
И сделай мостик
Между Карагинской косой и берегом...»

Карагинская коса идет параллельно берегу с восточной стороны Кам¬чатского полуострова, в Карагинском заливе, напротив поселка Оссора.

Здесь, у поселка Оссора, Великий океан вплотную подступает к жилым домам. Голубая прозрачная вода так и манит искупаться. Но она обманчива. Заполярное море студено и для ласки и купанья не предназначено— вот потому-то и призыв — сделай мостик:

Если ты умеешь что-нибудь,
То женским поясом
Загни Карагинский залив.

А зачем его загибать? Да чтобы получилась закрытая бухта и бури, а особенно цунами, не были страшны.

Так в старинной корякской песне (записанной в поселке Рекинники осе¬нью 1976 года музыковедом И. А. Бродским) воздается хвала женщине-труженице, чей ум, находчи¬вость и мастерство почитаются как высшая добродетель.

 

Коврик из камуса и ровдуги с меховой мозаикой и бисером

Особенно замечательны у коряк¬ских мастериц орнаментальные отде¬лочные полосы, которыми обшива¬лась праздничная, особая танцевальная, а также и погребальная одежды. Верхом мозаичного искусства быва¬ла широкая, 25-сантиметровая, кай¬ма — опуван, завершающая подол праздничной кухлянки. Узор ее со¬ставлялся из мелких и мельчайших треугольников и ромбов, которые в свою очередь, были объединены узо¬ром в более крупные треугольники, ромбы, квадраты, полосы. Нередко мозаика в опуванах дополнялась яр¬кой гладьевой вышивкой шелком.

 

Корякские орнаменты. Фото с сайта http://www.emaproject.com/north_article.html?id=1616

По¬скольку как счастливое, так и траур¬ное событие могли всегда нагрянуть в дом, в семью внезапно, хозяйки-масте¬рицы заготовляли такие полосы-кай¬мы заранее и хранили их на всякий случай. Если, например, в поселке умирал уважаемый человек, женщи¬ны-соседки собирались вместе и в одну ночь шили погребальное оде¬яние, пользуясь заранее приготовлен¬ными мозаичными полосами. Глядя на корякскую мозаику, нельзя не по¬ражаться тому, сколько сочетаний и сопоставлений можно придумать и выполнить из одной-единственной ге¬ометрической фигурки, всячески ее поворачивая, соединяя и разъединяя с ей подобными, составляя на основе повтора из нее другие, подобные же, но большего размера, чередуя их и прерывая вертикальными линейными перебивками.

 

Ковер из оленьего меха и камуса с изображением сцен из жизни коряков

В технике мозаики создавались и очень изысканные по орнаментально¬му геометрическому строю корякские коврики. В поздних ковриках (начало XX века) коряки проявили себя как мастера изобразительных компози¬ций. Например, в Государственном музее этнографии народов СССР в Ленинграде хранится корякский мехо¬вой коврик, выполненный в 1904 году. На нем с правой стороны изо¬бражены две яранги, стоящие в лесу. Ездовой олень под седлом привязан к дереву. На козлах просушиваются вы¬шитая по краям кухлянка, меховой ковер и малахай. Корякские художни¬ки, так же как и чукотские, не умели показать внутренность яранги и изо¬бражали все снаружи. Один мужчина колет дрова для очага. Другой, охот¬ник, надев широкие полярные, подши¬тые оленьей шкурой лыжи, в сопровождении собаки отправляется в лес на охоту; впереди его туда же направля¬ется женщина без лыж.

В лесу охот¬ник готовится вонзить копье-пальму в медведя, вставшего на задние лапы, а в стороне от него удирает перепуган¬ный заяц. Все эти изображения заклю¬чены в овал центрального поля. За пределами овала в двухнижних углах (ковер настенный, и у него, естествен¬но, есть верх и низ) опять олени. Одного поймал пастух, заарканил в лесу, Другой олень стоит понуро, впряженный в нарты, ждет, когда хозяин соберется ехать.

 

Сумочки. Фото с сайта http://clubs.ya.ru/4611686018427451089/replies.xml?item_no=16558

Для ковриков, сумок, головных уборов коряками часто используется и такой прекрасный декоративный материал, как шкура нерпы. Нерпа от природы бывает серебристой и золотистой. Чаще всего основной золотистый или серебристый ее мех покрыт легкими, точно акварелью нанесенны¬ми светлыми и темными пятнышками. Но на некоторых шкурках выявляется более сложный рисунок из колец. Это так называемая кольчатая нерпа. Из¬делия из нерпы также декорируются мозаичными вставками и оторочками.

 

Корякская мужская шапка «малахай»

Шапка у коряков тоже очень ори¬гинальна. По виду это капор, но осо¬бого покроя, не плотно, округло охва¬тывающий голову, а расширяющийся кверху, прямоугольных очертаний, с уголками по обе стороны головы и полосатый. Белые и темные полосы одинаковой ширины идут вдоль ка¬пора или малахая от лба к затылку и дальше вниз, к шее

Более легкой верхней одеждой ко¬ряков не для зимы, а для весны, лета, осени служила ровдужная гагагля, также с капюшоном.

Все мы читали и слышали о пурпу¬ре, пурпуровой полосе, которой укра¬шались тоги сенаторов — представи¬телей высшей власти и высшей ари¬стократии в Древнем Риме. Пурпур¬ная полоса была сложной по цвету: красновато-лиловой. Краску для нее получали из особого рода морских моллюсков. Моллюски были редки, пурпур ценился дорого.

 

Женщина с Крайнего Севера в гагагле ко¬рякского типа

Корякские гагагли зачастую окрашены в этот самый или почти в такой пурпуровый цвет, глубокий и одновременно мяг¬кий красно-лиловый тон. Именно та¬кая гагагля представлена на экспози¬ции отдела Сибири Государственного музея энтографии народов СССР в Ленинграде. Этот удивительный цвет получался корякскими мастерицами-красильщи¬цами все из той же ольховой коры, настоем которой они окрашивали ров¬дугу. Для изготовления гагагли тре¬бовались две цельные оленьи шкуры. В них всегда оказывались природные пороки — отверстия, проеденные ли¬чинками овода. Вероятно, мастерицы могли при желании совершенно неза¬метно заштуковать эти дырочки, но они поступали как раз наоборот: вырезали кружочки из ровдуги, не заботясь о том и не стремясь к тому, чтобы они подходили по цвету, накла¬дывали на продырявленные места, пришивали и еще окаймляли эти весьма живописные заплатки круп¬ным обметочным швом. Кружки заплаток как бы пристраивались к основным декоративным украшениям гагагли, которыми служили круглые розетки из кусочков камуса с мозаич¬ными или бисерными серединками и ровдужными подвесками. Эти розетки нашивались на спину и иногда на переднюю сторону гагагли, а также на боковые части капюшона.

 

Гагагля ко¬рякского типа. Фото с сайта http://www.emaproject.com/north_article.html?id=1616

Гагагля не похожа ни на одно из уже извест¬ных нам одеяний Крайнего Севера и вновь свидетельствует о самобытности каждого народа, о многообразии форм создаваемого им декоративно-прикладного искусства.

Косторезное мастерство, как и мо¬заика, известно всем малым народам Крайнего Севера. Покрытые графи¬ческим линейным узором из полос, клеток, зигзагов, концентрических окружностей пластины и бобины из мамонтовой и моржовой кости состав¬ляют постоянные детали оленьей упряжки почти у каждого коренного оленевода Севера.

Издавна известны корякам косто¬резное и камнерезное искусство. Але¬ксей Горланов, студент-практикант из экспедиции Беринга, видел у коряков ножи и топоры из зеленой яшмы — твердого поделочного камня, наконеч¬ники стрел из обсидиана — также твердого камня. При нем коряки ору¬довали топориками из мамонтовой кости и из нижней части лопатки рога оленя. Камень был тверд, но рог еще тверже: им обтачивали камень.

Корякские мастера прекрасно уме¬ли вырезать из моржового бивня убе¬дительные миниатюрные фигурки ракетообразных китов, большеглазых усатых нерпочек, а также веселые дру¬желюбные фигурки сибирских лаек, скульптурные изображения северных оленей. Но среди всех этих скульптур¬ных образов заметное место занимает человек, показанный на промысле и в быту.

 

Скульптура «Еда». Клык моржа

Интересна, например, скульп¬турная группа «Еда», в которой два человечка с хорошо проработанными лицами сидят друг против друга, заня¬тые трапезой.

Корякские резчики специализировались на изготовлении украшений — серег и ожерелий. Ожерелья из кости имеют вид цепочек. Зачастую есте¬ственным мотивом для ожерелья слу¬жит аргиз или аргиш — кочевой поезд из нарт, запряженных оленями. Боль¬шой интерес представляют и коряк¬ские курительные трубки, вырезанные из кости.

Чего только не увидишь в этих трубках, как только не разыгрывается здесь фантазия костореза! Чашечка трубки нередко оформлена в виде человеческой головы со срезанной верхней частью черепа. Черенок укра¬шают миниатюрные фигурки живот¬ных, птиц, пресмыкающихся.

Трубка. Моржовой клык. Объемная резьба. Цветная гравировка

Иногда на черенке располагаются и миниа¬тюрные фигурки людей, их сопрово¬ждают олени, собаки. Словом, и такой небольшой предмет, как курительная трубка, корякские косторезы ис¬пользовали для рассказа средствами прикладного искусства о своей жизни, об окружающей природе, о своих повседневных занятиях.

Связанные с морским охотничьим промыслом коряки-охотники всегда нуждались в хорошем охотничьем сна¬ряжении. Самой необходимой его ча¬стью был и остался до последнего вре¬мени охотничий нож. Это предмет вну¬шительный по размерам, общей дли¬ной 48— 50 см, с лезвием длиной 20— 25 и шириной 4— 5 см.

 

 Пареньские ножи коряков. Фото с сайта http://popgun.ru/files/g/5/orig/923558.jpg

Такой нож в деревянных или жестяных нож¬нах, с деревянной или костяной руко¬яткой охотники носят на ремне, при¬крепленным к поясу под верхней пар¬кой, и, чтобы ножны не болтались при ходьбе (ведь нож достаточно массивен и тяжел), их привязывают еще и рем¬нем над коленкой. Конечно, охотничьи ножи, так же как и всякое иное холод¬ное и огнестрельное оружие, были предметом торговли и обмена, в боль¬шом количестве их завозили на Край¬ний Север русские и иностранные купцы, а с приходом Советской власти стали регулярно продавать в торго¬вых точках, открытых в поселках и на стойбищах.

Однако на Крайнем Севере суще¬ствовало и свое местное производство ножей. Ведь нож, как предмет первой необходимости, как вещь, без которой мужчина никак не мог обойтись, дол¬жен был стать и предметом местного изготовления. В глубокой древности охотники пользовались каменными и костяными ножами, на более позднем этапе исторического развития кость и камень заменяются железом. Однако выплавка и ковка металла требовала особого мастерства. Известно, что мастера-кузнецы были на Крайнем Севере довольно редки и пользова¬лись большим уважением и известно¬стью. Кузнечное дело нельзя считать, как, например, художественную обра¬ботку меха, домашней промышленно¬стью, это было уже ремесло, реме¬сленная культура. И вот как раз на Камчатке, на севере ее западного побережья, в Пенжинском заливе, в рыбацком поселке Парень, вплоть до середины нашего века сохранялся и жил настоящий народный промысел по изготовлению охотничьих ножей. Не один кузнец, а целый поселок куз¬нецов. К сожалению, этот интерес¬ный ремесленный центр не привлек или слишком поздно привлек внима¬ние исследователей и специалистов. Пареньские ножи, как об этом расска¬зывают очевидцы и свидетели, не только отличались особой добротно¬стью, были тяжелы и представляли собой настоящее охотничье оружие, но они еще бывали и украшены. Укра¬шали их гравированными рисунками на лезвиях — изображениями оленей, морских зверей, кочевых юрт, охотни¬ков. Нетрудно догадаться, что харак¬тер этих скупых графических рисун¬ков был опять-таки близок и к наскальным писаницам, и к тем рисун¬кам, которые мы увидели в тетрадках долганских школьников. Украшались и рукоятки, и деревянные, сделанные из сувеля ножны, на этот раз геоме¬трическим орнаментом, близким к орнаменту меховых мозаик. Послед¬ний из пареньских кузнецов умер в начале 70-х годов. Его последние ножи были просты, суровы, лишены украшений. Однако народ хранит па¬мять о былых временах и о былых кузнечных ремеслах.

 

Маска водяного духа кочевых коряк. Начало ХХ в. фото с сайта http://www.museum.ru/alb/image.asp?25581

И еще одно замечательное мастер¬ство процветало в недавнем прошлом у коряков. Это изготовление масок. Собственно, изготовление и примене¬ние масок было присуще в той или иной степени всем пародам Крайнего Севера. Дело в том, что шаманам во время камланий требовалась макси¬мальная театрализация внешности, лицо шамана закрывалось зачастую специальной маской. Интересны ша¬манские маски эвенков и чукчей. Но особенно преуспели в изготовлении масок коряки. Типовая маска пред¬ставляла собой человеческое лицо. Весьма наблюдательные и умевшие довольно точно передавать свои жиз¬ненные наблюдения средствами искус¬ства коряки не только не стремились к тому, чтобы маска воспроизводила ко¬рякский типаж, а, напротив, прида¬вали маскам характер скорее европей¬ский: подбородок острый, лоб пока¬тый, глаза круглые, нос крупный, сильно выступающий вперед. Там, где должны быть уши, приделаны ремеш¬ки, с помощью которых маска закре¬плялась на лице. Маску обычно выре¬зали из древесины любимого северя¬нами дерева— ольхи. Ольха была доступным материалом на все случаи жизни: ольховая кора давала прекрас¬ную краску для ровдуг, в ольховом дыму коптили ровдугу и шкуры, мяг¬кие ольховые гнилушки заменяли пе¬ленки в колыбельках грудных младен¬цев. Иногда для изготовления масок применялся кедровый стланик.

 

Лицо женщина. Коряки. Нач.20 в. фото с сайта http://ethnoproject.ru/archive/201001

Изготовление масок приурочивает¬ся к зимнему национальному празд¬нику коряков «Хололо», одним из эпизодов которого является выступле¬ние ряженых в масках «Уля-У». Праздник проводится и в наши дни. Ряженые разыгрывают перед зрителя¬ми маленькие смешные интермедии. После праздника маски отвозят в тундру и там бросают. Почему же бро¬сают, а не хранят? А зачем хранить? Интересен ведь сам творческий про¬цесс. Мы уже указывали на то, что северяне, северные кочевники на про¬тяжении жизни многих поколений приучены к тому, что все меняется, все непостоянно, все временно. Кочевой быт сформировал и особый психиче¬ский настрой. Сохранялись, передава¬лись из поколения в поколение только особо ценные, трудоемкие изделия. Праздничная ольховая маска к ним никак не относилась.

 

Корякский праздник «Хололо». Фото с сайта http://pkgo.ru/cocial_sphere/culture/14335-koryakskij-prazdnik-xololo-proshyol-v-petropavlovske.html

Народное декоративное искусство также активно реагирует на эти пере¬мены. С одной стороны, коренные жители Камчатки: коряки, эвены, ительмены, чукчи, алеуты — пришли к пониманию того, что их народная национальная художественная куль¬тура представляет государственную ценность, с другой — особо трудоем¬кие изделия, как например те же мель¬чайшие мозаики или ожерелья, цели¬ком вырезанные из одного куска кости, создаются все реже и реже... Отделка предметов одежды, головных уборов, сумок, торбасов мозаичными каймами все чаще заменяется отдел¬кой бисером или даже стеклярусом: это броско, ярко, требует значительно меньших затрат труда и времени. Сам бисер часто нашивается не на ровдужную или суконную полосу, как это предписывалось старинной тради¬ционной техникой, а прямо на поверх¬ность оленьей или нерпичьей шкуры. Теперь мастерицы заготовляют впрок не мозаичные, а бисерные полосы. В узорах этих полос можно найти сочетания цветов и даже ритма подсмотренных скорее в русской, чем корякской или эвенской вышивке. Вместе с тем в глубине Камчатского полуострова, в селах Рекинники, Ачай-Вайям, Хаилино и в ряде других, еще можно найти замечательных ма¬стеров древнего корякского народно¬го искусства, среди которых есть и совсем еще молодые 25 — 30-летние художники.

Источник: Каплан Н.И. Народное декоративно-прикладное искусство Крайнего Севера и Дальнего Востока: Книга для учащихся старших классов./ Н.И. Каплан; художник Г.В. Филатов. – М,: Просвещение, 1980. – 125 с.