В.Ф. Капелько, а за его спиной - его картины
Источник: Владимир Феофанович Капелько. К 70-летию художника: Альбом./ авторы-составители Эра Антоновна Севастьянова, Д.А. Дмитриев - Абакан: редакционно-издательский отдел Хакасского республиканского института повышения квалификации и переподготовки работников образования, 2007 - 60 с. – (Из серии альбомов «Палитра Хакасии»)
Кошелева Лидия Юрьевна, доцент кафедры культурологи и художественно-эстетического воспитания ХРИПК и ПРО, кандидат педагогических наук
Миры Владимира Капелько
Творчество... Такое часто звучащее (не хочется произносить затертое), и вместе с тем такое волшебно-загадочное слово! Как приходит Творчество? Зачем оно человеку и почему ради Творчества он жертвует собой, своим спокойствием, рискует жизнью, а часто и отдает ее? Вопросы, ответы на которые человек ищет и не находит с древнейших времен. Ответом на них может быть лишь сам процесс Творчества, и у каждого пришедшего в мир нового Художника он свой, индивидуальный. В чем-то ответы поразительно сходятся, но в целом каждый ответ уникален. Ответов столько, сколько рождалось на свет с незапамятных времен разных и непохожих Художников. Несмотря на одобрение или неодобрение окружающих, Художник продолжает творить - таков его удел, и по-другому он не может и не хочет. Истинность Художника в его искренности, в невозможности исполнять чей-то заказ, угождать или не угождать кому-то. В этом трагедия Художника, его крест, его Голгофа. Художник создает свои Миры цветом, линией, формой, его путь пролегает сквозь душу и сердце: «Художник, поэт, композитор, живописец - трепетный и сложный организм, который, однажды заглянув в лицо природы, в лицо всех творцов, живших до него, начинает творить свой мир, свои гармонии, свои пластики по законам красоты своей индивидуальной непохожести...» (В.Ф. Капелько, см. «Оду Художнику»).
Услышит ли кто его, узрит ли полные света нездешние пространства? Поймет ли кто?..
Севастьянова Э.А. 1982 год. Капеля рисует детей у юрты в Халыр-аале
Бацанова Ирина
Свет звезды Владимира Капелько
Однажды вечером, проходя мимо девятиэтажного дома на окраине Абакана, мы услышали несущийся сверху возглас: «Люди, оторвите свои глаза от импортных шмоток и «лимузинов», посмотрите на звёзды! Их давно нет, а они дарят вам свой свет!» Мы поняли, что это чудак-художник Капеля отмечает с друзьями открытие очередной выставки своих работ.
Владимира Капелько, или Капели тоже давно нет, но свет, который он вкладывал в свои произведения, неугасим.
Капелько В.Ф. 1986 грот Проскурякова, святилище древних людей
Искусство Капелько - это биография своего времени, его путешествий, автобиография. Плато Путорана, Самарканд, Бухара, Хива, Ялта, Бахчисарай, античный Херсонес, Мана, Лена, Тува, Хакасия... «Извечное любопытство гоняло меня с красками... от моря до моря, от края до края. Вот так мотало меня по свету 40 лет, без выходных и отпускных». Потому не удивительно, что этот художник всегда ходил в потрёпанной походной одежде, с рюкзаком выше головы и запачканным красками этюдником. Он всю жизнь писал красивую Картину жизни. Жизни прошлой, настоящей и будущей...
Весной 2000 года Владимиру Капелько было присвоено звание «Заслуженный художник России», а 28 сентября его не стало. Но память о нём живёт среди людей. Живет, как свет погасшей звезды.
Ковригин А. Портрет художника Капелько В.
Терентьев Александр, художник
Первая «загогулина» о Капели
Источник: Терентьев А. Первая «загогулина» о Капели: его детям и внукам./ Александр Терентьев.// Хакасия. - 2006. - 26 сентября, № 181
По сути своей Абакан пустынный город с огромными бестолковыми пространствами, вечно покрытый дымкой, изморозью, если это зимнее время, а из нее (изморози) торчат безобразные контуры пятиэтажек. Унылый пейзаж. Безотрадный. Наверное, поэтому в нем так мало художников... А те, которые есть, не живут долго.
Город стал еще пустыннее, когда умер Капеля — последний из могикан. Племя старых художников — настоящих— вымерло, а новое ветер времени сметает, ломает, корежит. Среди богатой поросли самые жизнестойкие останутся, но и это будет еще не скоро. Веточке надо пробиться сквозь асфальт, по которому елозят машины и топают чьи-то ноги. Редко когда на проезжей части вырастает дерево. О красоте его говорить не приходится, но оно живое, с богатой пышной листвой, в которой щебечут птицы.
Капелько В.Ф. Полевые цветы
Я ВПЕРВЫЕ увидел Капелю в 1981 году на зональной выставке в Красноярске. Совершенно не зная этого художника, почему-то выделил его из толпы участников и зрителей. Перетянутые веревкой башмаки, серый костюм и седая кучерявая шевелюра с такой же седой кучерявой бородой. "Так, наверное, должен выглядеть художник", — подумалось мне при взгляде на сутулую, длинную, с размахивающими руками фигуру.
Что он объяснял своим собеседникам? Разве так важно? На этом, казалось бы, знакомство закончилось, но спустя какое-то время, год или два, Красноярское художественное училище (КХУ), студентом которого я состоял, на двадцатилетие приглашало первых выпускников. Меня и еще одну сокурсницу отправили к Горенскому и Капелько, чтобы объявить им о том, что их ждут в КХУ на торжественный вечер. Вся наша группа разбежалась с пригласительными билетами в разные стороны — кто куда, кто к кому.
ПОДНЯЛИСЬ на девятый этаж, нам открыл улыбчивый, почти смеющийся, рыжий, заросший, кучерявый человек. Это был Горенский, огромная мастерская которого была забита такими же волосатыми, обросшими людьми. Как выяснилось позже, — приехавшими с Севера в гости. На низком, обширном столе полеживала небрежно куча фотографий, стояла водка и виднелась ливерная колбаса с хлебом и килькой.
Капелько В.Ф. 1987 Рыбы караси
Атмосфера родства... Как ее объяснить... Молодой и зеленый юноша, я сидел с широко раскрытыми глазами, глядя на окружающих румяных бородачей, страстно желая поскорее стать одним из них. Но для этого надо пройти школу жизни, выжить в этом асфальтированном мире. А пока приходилось сидеть, как первоклассник, и болтать ногами.
Горенский между разговором со всеми — и с нами, между показом фотографий, на одной из которых, как мне запомнилось, стоял он, заиндевелый, как Дед Мороз, с карабином за плечами, возле могилы какого-то известного полярного путешественника, замерзшего на подступах к Баренцеву морю, — между этими делами он сказал, что Капеля уехал в Абакан.
Спустя 20 я увидел Горенского на похоронах Капели. Его трудно было узнать. Грустный, маленький человек. Где богатырская стать?.. Где огонь в глазах?..
В.Ф. Капелько и Геннадий Горенский
В 88-м году я волею судьбы оказался в Минусинске и с тех пор поселился в этих местах. В один из зимних вечеров сижу у Сереги Бондина и поедаю лапшу... заходит, а вернее, вваливается, подпирая потолки, большой Капеля... Он заполнил собой небольшое пространство кухни... кряхтя и охая, протянул откуда-то издалека свои крючковатые руки и тут же, протирая заиндевевшие очки, поздоровался. Из-под лохматых бровей смотрели на тебя голубые, хохочущие глаза с прищуром, мудрые и не злые — редкое явление в нашей - жизни. Мудрых много, а добрых мало! Как сказал один старичок, случайный попутчик: "Добрых у нас за дураков считают".
Такое отношение было к Капеле у людей серьезных, обстоятельных — как к чудаку. С иронией и высокомерием поглядывая со своей заоблачной башни, не забывали под разными предлогами тащить картины, а за спиной чесать его же кости. Но речь не о них. Речь о том, что среди бесконечных дрязг, возникавших на почве зависти и других еще малоизученных подводных пороков, Капеля остался самим собой. Помаленьку дошел до гробовой доски, не изменив себе, не изменив людям, сохранив великодушие и благородство души. Камней много, а алмазов мало. Драгоценные камни редки. Приезжаешь сейчас в Абакан — и чайку зайти попить не к кому. Художников много, но подобных нет.
Богатая событиями жизнь позади. Как ее восстановить сейчас? Какую бусинку разноцветную выдернуть, какую рассмотреть на солнце? Всякое событие или вещь в присутствии Феофаныча оживали. Мастерская его, забитая всевозможными вещами, представляла из себя отдельный пласт, наткнувшись на который археологи из далекого будущего могли бы вполне представить себе, чем жила ископаемая ушедшая культура.
Начиная с натирок с наскальных рисунков, продолжая картинами с историческими и современными сюжетами, включая бесконечные натюрморты с банками, самоварами, утюгами и прекрасными цветами, портретами современников и современниц, и кончая обычными потертыми башмаками, выкинутыми на помойку чьей-то состоятельной рукой. И какой-нибудь трубой глушителя от "Москвича", не говоря уже о разноцветном песке, кастрюлях, самоварах, "каменюках", бутылках, пробках...
Капелько В.Ф. 1966 Октябрь в Симеизе
Разве можно перечислить то, что произвела легкая и тяжелая промышленность за последние 200 лет?! А то, что произвели люди своими руками и с помощью станков, об этом и говорить нечего. Вещь, кем-то брошенная, оставленная, забытая, гниющая, заржавленная, обретала и находила свою вторую жизнь в мастерской, напоминавшей гнездо огромной птицы, посидеть в котором и "зарумяниться" с хозяином было ох как неплохо.
Унылым забредешь, подавленным от сложносемейной жизни, всегда тебя встретит Феофаныч — как дед-лесовик, с глазами умными и кроткими... Посмотрит-посмотрит, дымя цигаркой, и покряхтит, доставая откуда-то из каменюк красное вино: "Давай зарумянимся".
И помаленьку, незаметно душа оттает за неторопливой беседой. И слушаешь, и понимаешь, какой ты, однако, взрослый и омертвелый, разучился смотреть на мир живыми глазами, а может, не умел? Разучился ее любить, а может, не любил?
ЧТО ИНТЕРЕСНОГО можно увидеть в битом стекле? Пройдешь мимо, и только. Но не таков Феофаныч. Он остановится, посмотрит, отойдет, опять вернется и что-нибудь выберет... корягу ли, перышко сорочье, вязанку проволоки алюминиевой, погнутой, и, любуясь и вертя на солнце, скажет довольный-предовольный: "Смотри, какая загугулина!"
Видеть и находить в жизни то, что не видят другие, — это не просто талант, это дар редкий, почти исчезнувший в наши дни, поэтому дни наши так серы и скучны, или по-другому — пустынны.
Однажды, съездив на родину, на север Томской области, и зайдя к педагогу, открывшей после окончания красноярского училища художественную школу в далеком Колпашево, в разговоре я упомянул о Капелько. Реакция бурная последовала немедленно: "Саня! Неужели ты Капелько знаешь?! Это замечательный художник. Мы, молодые студенты, у него из мастерской не вылезали. Как он поживает?.."
ПРОХОДИТ время. Все как бы остается по-прежнему. Те же улицы... Так же весной пахнут тополя... Но звучит новая, непонятная музыка из окошек. Новое поколение, множество лиц, а знакомых, родных среди них почти и не встретишь. Не выпорхнет, не покажется вдруг из среды пестрых, бесконечно шагающих прохожих Феофаныч с неизменным рюкзаком за спиной — и не удивился бы тому, что встретил его, а удивляешься тому, что не встречаешь.
А дела (или видимость дел) волокут, толкают в спину, закручивают в вихре, и несешься... Куда?! Как бы остановиться, посмотреть на мир добрыми глазами и накрасить добрых, не лукавых картин, простых и ясных как божий день. Прекрасных, где было бы солнце — на одной, а на другой — звезды, а на третьей — цветы!
Терентьев А. Портрет художника Капелько В. Дыхание
Милованов Арсений, художник
Словесный портрет
Мне кажется, как, наверное, многим, что только я по-настоящему знал и понимал Капелю.
Я влюбился в него еще мальчишкой в 15 лет, когда он приехал к моему отцу в гости с Эрой Антоновной. Это было всего-то лет 25 назад. Но мне он уже тогда казался старцем и гуру. Я снимал на камеру без звука, как он читал стихи, показывая в объектив фиги, щурясь и улыбаясь беззубой улыбкой.
Спустя несколько лет я приехал поступать в художественное училище в город Красноярск и остановился у него в мастерской на станции Бугач. Мастерская Капели - это берлога художника, археолога, антиквара и букиниста. Утром, когда я просыпался, то не сразу мог сообразить, где я: со стен глазели рогатые черепа, коряги-лешие, оригинальные инсталляции из камней, костей и веревок, и портреты козлов и дев на быках. Капеля бывал в мастерской редко, он исчезал и появлялся внезапно, без предупреждения. Что происходило в промежутках, для меня было овеяно тайной.
И вот однажды, в один из его приездов он почему-то прихватил меня с собой. Выйдя из мастерской мы двинулись какими-то подворотнями и кошачьими тропами, от одного его знакомого к другому. Идти рядом с Капелей было неловко, уж слишком я был опрятным и причесанным, как пионер у Вечного огня, а он высокий, худой, в заношенном до дыр пиджаке, в видавших виды штанах. Голову его украшала ангельская шевелюра, а лицо с картины Арчимбальдо обрамляла дьявольская бородка.
Все это было скреплено резинкой, которая заменяла ему поломанную дужку очков, перемотанных на переносице. Капеля гордился своей экономичностью и практичностью. Любил фразу: «экономика должна быть экономной», и старался прикурить одной спичкой два раза. Двигался он тоже странно: весь переломанный, с длинными крючковатыми, невероятно выразительными и мимическими пальцами. Он сутулился, как лось, и чему-то улыбался, свободный от многих условностей и страстей этого мира. Люди оглядывались, сторонились. Иногда встречались его знакомые и тогда все менялось. Ему радовались, как мессии, и обласканный, повеселевший он греб дальше. Вот так Капеля привел меня и познакомил с Андреем Геннадьевичем Поздеевым.
Капелько В.Ф. Его автограф своему другу - художнику Андрею Поздееву в благодарность за то, что тот помог издать книгу стихов Капелько «Лошадь ржала в железную дудку»
Несмотря на все комические ужасы, которыми я его обрисовал, Капеля был на удивление обаятельным человеком. В него можно было влюбиться с первой встречи. И, конечно же, я любил и боготворил его. Жаль, что не записывал тогда наших бесед и встреч. Мне кажется, что все они были такими насыщенными и интересными. А речь его сейчас уже невозможно воспроизвести. Мне все время казалось, что Капеля хочет рассказать что-то очень важное, но так как он излагал это оригинальным, им самим придуманным языком междометий, жестов и гримас, я с трудом понимал что, но мне казалось, что-то важное я постигаю.
Я ни разу не видел, как он рисует или пишет. Но было ощущение, что это он делает не так, как и все остальное, как нас тогда учили, как было принято и как хотелось бы зрителю и тем более покупателю.
Он мог сколотить себе подрамник из необструганных палок от забора, а для рамки взять коряги, найденные в лесу. Вместо холста натянуть клеенку или простыню, я уж не говорю о мешковине - излюбленном материале сибирских художников. Художественные краски ему легко могла заменить половая краска и обычные белила для окон, глина и просто грязь! Но что краски, Капеля мог создавать произведения из мусора и хлама. А кисть называл смачно «щеточкой».
Капелько В.Ф. Натюрморт
Его натуре была чужда красивость и эстетство, он любил не искусственную красоту, а натуральную, земную. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, глубоко и тонко чувствуя ее душой художника и поэта. Он постоянно путешествовал, впитывал в себя саму жизнь, он искал прошлые жизни, участвуя в раскопках, копируя писаницы.
Его любознательность не знала границ, он читал все и обо всем, мог смотреть все телевизионные передачи подряд и находить в них пищу уму. Он сильно и мощно чувствовал жизнь, и не боялся своих чувств, даже тех, которые мы стыдливо прячем от окружающих. Отсюда его картины и стихи. В своих картинах Капеля поэт и композитор. Он сочиняет образы, сюжеты, легко и артистично переплавляя поэтические образы в художественные. В его картинах жизнь - ее боль, красота, смысл и философия.
И вот своей «щеточкой», по мешковине, глиняными красками он дерет мою душу, будоражит воображение, будит фантазию. С ним продолжаю идти по степям, ползти по горам, плыть по рекам.
Для меня Владимир Феофанович Капелько один из самых ярких, самобытных и сильных художников и поэтов нашего времени.
Милованов Арсений. Портрет В.Ф. Капелько
Гавриленко Петр, художник
Крохи о Капеле
Красноярская молодость... Юный июнь 72-ого года. Я и брат-близнец Николай оканчиваем суриковское училище, пишем на диплом очаровательные деревенские, пасторальные картинки. И вот в Красноярской художественной галерее идет защита дипломных работ. Совершенно подавленный, робкий и застенчивый, не могу шевелить языком в оправдание своего холстика, как вдруг над толпой ротозеев возвысился с большим кудрявым шаром волос и бороды на тощих плечах Владимир Феофанович Капелько. Он провел длиннющим пальцем по воздуху над головами зрителей и тихо молвил: «Здесь ангел пролетел...» В комиссии президиума засуетились, оборачиваясь, зашушукали-зашикали на патлатого, нечесаного хиппи и поставили четверку. Но что мне оценка чиновников, когда сам Капеля заметил.
Капелько В.Ф. в молодые годы
Золотое время, ему было всего тридцать пять. До сих пор не встречал человека, своим обликом более соответствующего образу художника. Открытый и свободный, в вельветовых туфлях, рубахе навыпуск, в крупную синюю клетку, и эта удивительная, пушистая, как одуванчик, голова с глазами тихими и мудрыми, грустными и бездонными, не то серыми, не то синими, всегда разными и очень живыми.
Володя был влюблен в мою сокурсницу, Любушку Пономареву, с утонченным и умным, каким-то блоковским лицом. Он приходил в мастерскую консультировать и чуточку порисовать Любину головку и ее диплом. Помню, я был поражен совершенно, что мольберт на картине Пономаревой преобразился в красный мистический предмет и, что удивительно, красный был показан обыкновенной охрой жженой, а серые грязные стены мастерской написаны невнятной красочной фузой, и превратились в пленительный серебристо-жемчужный воздух. Вероятно, это был самый главный урок живописи Красноярского училища.
Капелько В.Ф. 1972 Портрет Пономарёвой. 1972 г.
Потом были поездки на станцию Минино в вечно строящийся и меняющийся деревянный дом-скворечник, ставший впоследствии первой мастерской Капели.
Веселое, беспечное застолье юности... Бывало глаз не оторвешь от этих особенных жестов Капели. Невероятно выразительная, как индийский танец, пантомима длинных-предлинных пальцев и рук. Вот он - держит серебряную рюмочку и сигарету «Шипка» и поминутно тычет и снует, почесывая затылок, бороду, скребет худые щеки или плавает узкой длинной кистью руки среди дымных колец, как медиум-шаман, иллюстрируя неспешные, замысловатые байки. Откуда, из какой памяти он выгребал эти поэтические, крестьянские, белорусские, какие-то дохристианские словечки или сочинял на ходу футуристически деформированные, совершенно оригинальные выражения.
Капелько причудливый
Все, и реальность и искусство, Феофаныч видел, слышал и понимал чрезвычайно своеобразно. Я каждую минуту дивился необычайному ракурсу его взгляда на повседневность и обыденность мира. Капелько был легким, естественным и самобытным в художестве, поэзии и в жизни, был подлинным, настоящим и трогательно искренним. В народном, наивном, примитивистском искусстве Капеля открывал свою философию и смысл жизни и творчества.
К нам, зеленым и желторотым Капеля относился душевно, чутко, заботливо и очень внимательно, безошибочно проявлял талантливых и художнически честных ребят, поэтому всегда был окружен ватагой обожающих его учеников. Щедрый Капеля не прятал от нас своих старших друзей, меня с братом отвел знакомить с великим Поздеевым. Нет цены этим встречам...
Владимир с честью вынес искушения соцреализма и соцарта, создавая вещи подлинной реальности, вне политики и диссидентской рефлексии. Нет Капели и Андрея Поздеева, великих подвижников, некому противостоять салонному, продажно-офисному искусному «искусству» напомаженного псевдоавангарда. Неизреченную благодарность за наши встречи тебе, Феофаныч, ношу в своем сердце.
Пономарева Л.Н. Портрет художника В.Ф. Капелько 1995
Милованов Петр, художник-иконописец, автор-исполнитель росписей храма Александра Невского в г. Новосибирске
Начало дружбы
Крым, Симеиз, февраль 1965 года. Стою на берегу, пишу пейзаж. Из-за прибрежной скалы появился человек, прыгая с камня на камень, чтобы не замочить ног, похожий на цаплю - длинные ноги, короткое туловище, голова как бы без шеи. На плече этюдник. Подходит: здорово! В ответ - привет. Можно посмотреть? - Да. Молчим. Я пишу, он смотрит. Через какое-то время: откуда? - Из Новосибирска, а ты? Красноярск. На камне рядом со мной устроился парень моих лет, видно тоже художник. Высокий, худой, с кудрявой головой, маленькой бородкой, в очках. Так из-за прибрежной скалы появился друг. На всю оставшуюся жизнь - Владимир Капелько. «Петра - так он стал меня называть - 8 марта будет концерт художественной самодеятельности санаториев Симеиза, меня пригласили почитать стихи, приходи» - сказал он. Я стихи Володи еще не слышал. На сцене поэт Владимир Капелько.
Приглашали почитать 2-3 стихотворения, но зал в восторге, крики «еще». «Ну, ладно» И так еще несколько стихов. Зал не отпускает, из-за кулис машут: уходи, программу срываешь! Володя улыбается, показывает на зал, продолжает читать. Так неожиданно получился авторский вечер.
Капелько В.Ф. 1980 Радуга в спирали
С Володей мы виделись часто. Он оборудовал сарай под мастерскую. Вместо потолка приспособил застеклённые оконные рамы - получилась мастерская с верхним светом. В дождливую погоду писали натюрморты с цветами. Цветов в Симеизе - море. Володя парень серьезный, задумчивый, не болтливый, постоянно в труде. Вечерами писал длинные письма в Красноярск.
Меня удивляло: к нему, молодому человеку приходили люди, даже пожилые, за советом. В нем «души не чаял» главврач санатория Гуревич, человек интеллигентный, широкообразованный, любитель литературы, поэзии. Он часто бывал в мастерской. Живопись и стихи Володи ему нравились.
Капелько В. Ф. Арбузы и груши
Конец июня, мне пора домой, в Новосибирск. Позади операция на легком и единственная за всю прожитую жизнь возможность писать с утра до ночи каждый день. Володя ворчал: «Петра, куда ни пойду писать, везде твои грязные тряпки!» Тогда я не сжигал тряпки, которыми вытирал кисти и загадил ими окрестности Симеиза. На прощание обменялись этюдами. Его этюд сейчас передо мной, на стене - море, кипарисы, белые цветы. Краски - белая, зеленые, синие. Все сочно, выразительно! В Ялте Володя проводил меня на пароход до Новороссийска. Пароход медленно плыл вдоль берега, а на берегу человек, издали похожий на цаплю, прыгал по камням, провожая пароход и меня.
Милованов Петр Портрет Капели
Грушецкая (Майнагашева) Лидия, кандидат экономических наук
Знакомство
В один из приездов к матери, Агафье Петровне Майнагашевой в Абакан я увидела странную на первый взгляд, довольно колоритную фигуру. На полу прижавшись к батарее сидел, компактно подобравшись, длинный живописно небрежно одетый молодой мужчина. Прислушавшись к разговору матери и ее гостя, я уже не ушла из кухоньки. Увлеченно со знанием предмета гость говорил о божественных чудесах, о том, насколько они часты в жизни и как их можно увидеть и почувствовать... Так я впервые увидела необыкновенно интересного человека и художника Владимира Капелько. Я знала его существовании от своей подруги, однокурсницы, археолога Абаканского музея Эры Севастьяновой. Но как бы ярко она его ни живописала, реальность превзошла мои ожидания. Самой, наверное, удивительной, трогательной чертой Володи была его щедрая открытость людям. Ему интересны были все. Он их выслушивал, воодушевлял и, в конце концов, начинал опекать. Всех, и успешных и неудачников, нуждающихся в человеческом участии и тепле. Его любопытный взгляд на мир сделал Володю энциклопедически образованным человеком. Его знание индийского и хакасского эпоса, любовь к нему восхищают. Именно эти черты его человеческой сущности привели его в Хакасию, сделали его певцом Хакасской Земли. Он первый увидел и показал людям красоту наскальной живописи! Многие наскальные рисунки ушли под воду, многие не сохранились по другим причинам. Но они живут! Живут в его могучем художественном наследии! И это радует.
Спасибо тебе, Володя, за то, что спас от забвения древнее наследие моей родной Хакасии.
Капелько В. 1987 Древнее искусство Хакасии. Обложка книги, оформленная Капелько В.Ф.
Шер Я.А., профессор, доктор исторических наук, президент САИПИ
Памяти В.Ф. Капелько
Трудно поверить, что больше нет Володи Капелько. Он был полон жизни. Немного бесшабашный, немного грубоватый, немного балагур, но в целом яркий человек с острым и точным глазом художника, с необычной поэтической строфой и с искусными руками. Мы встретились с ним впервые в 1980 году. Было это в поле, под горой Оглахты. Вечером сидели у костра. Вдруг из темноты выступила странная косматая и бородатая личность в очках, многократно перевязанных веревочками и изоляционной лентой. За спиной рюкзак, в котором оказался чайник, пачка чаю, сигареты и несколько аккуратно свернутых эстампажей с древних наскальных изображений. Он их делал, работая в экспедиции А.И. Мартынова и Б.Н. Пяткина. Чем и зарабатывал на хлеб, чай и сапоги.
Капелько копирует контактным методом Шишкинскую писаницу 1986
Так и ходил в одиночку по хакасской степи, ночуя где придется и питаясь чем Бог послал. Казалось бы, копия и есть копия. На микалентной бумаге. У всех получалось одинаково. Но у Капели (так его звали друзья) получалось то, чего далеко не все могли достичь. При безукоризненной точности, его копия обретала некий неуловимый дух древности.
Через несколько дней он пришел еще раз. Мы разговорились и долго просидели у костра. Володя весь вечер что-то вертел в руках, а потом протянул мне со словами: «Вот, Яков, возьми на память». Это была обычная банка от растворимого кофе, но он так искусно оплел ее тонкими полосками бересты, что превратил в замечательный сувенирный стакан для карандашей. Я очень дорожу этим подарком, который уже 20 лет стоит на моем рабочем столе. А недавно мне привезли переданную от Володи книжку стихов «Лошадь ржала в железную дудку» с дарственной надписью. И он мне открылся еще с одной стороны своей неугомонной творческой натуры. Его стихи в чем-то схожи с его берестяными изделиями, с шахматами, которые он подарил музею шахмат, со многими другими вещами (берестяные туеса, лукошки, ложки и т.п.) простыми, невзыскательными, но яркими и необычными, как и все, к чему он прикладывал руку.
Фото с сайта http://spps.kspu.ru/petroglif/korova.php - Петроглифы обнаружены В.Ф.Капелько и Э.В.Севастьяновой в начале 80-х гг. Писаница расположена в западной оконечности хребта Бояры, на восточной окраине п.Троицкое. Рисунки экспонированы на юг, выполнены путем выбивки.
Его талант был многогранным. Живопись и книжная графика, традиционный реализм и разудалой авангард. Его работы выставлялись в Москве, Санкт-Петербурге, Красноярске, Омске, Барнауле, Томске, Минусинске, Абакане. Особое место в его жизни занимали древние петроглифы. Он к ним «прикипел», как он сам выражался. Обладая огромной коллекцией эстампажей, он оформил археологические экспозиции в Хакасском республиканском краеведческом музее, в Минусинском музее им. Н.М. Мартьянова, интерьеры в гостинице «Красноярск» в Красноярске. Передвижная выставка «Древнее искусство Хакасии», подготовленная вместе с Э.А. Севастьяновой, экспонировалась в Абакане, Алма-Ате, Фрунзе, Новосибирске, а в 199° r- ~ как часть выставки «Советская Россия» в Швеции.
Владимир Феофанович Капелько ушел от нас, но остались его живопись, графика, стихи, музейные экспозиции и предметы его блестящего рукомесла. Все это не умирает и всегда будет ему светлой памятью.
1972 год. В.Ф. Капелько на раскопках Красный Яр
Шанин Владимир, член Союза писателей России Красноярск
«Ну, что же вы, люди, берите!..»
Источник: Шанин В. «Ну, что же вы, люди, берите!..»/ Владимир Шанин.// Хакасия. - 2010. - № 82. - с.4
…В тот год Хакасия праздновала... не помню, то ли это был чей-то юбилей, то ли конференция по проблемам национальных литератур, или, может быть, очередной Тун Пайрам, — только наравне с московскими писателями были приглашены и мы, трое красноярцев: два прозаика — Сергей Задереев и я, и поэт Алитет Немтушкин. Помню, позвонил из Абакана Юрий Николаевич Забелин, работавший при тамошней писательской организации директором бюро пропаганды художественной литературы (после развала СССР такие бюро повсеместно распались, а Забелин, спасибо ему, сохранил), и сказал, что оплатит все командировочные расходы, только чтобы мы обязательно приехали.
Встречал нас не один Забелин, человек обязательный, вместе с ним был и Владимир Капелько. Но поговорить не удалось — Юрий Николаевич заторопил и быстро увел нас в зал драмтеатра, где уже началось пленарное заседание, а после возили по всей степи на автобусах, показывали местные достопримечательности, долго водили по Салбыкскому кургану и наконец доставили в какой-то зеленый оазис, прямо к импровизированному столу.
Владимира Капелько с нами не было: уже серьезно больной, он боялся застольных компаний, где мог бы выпить лишнего, и только позже, когда мы собрались уезжать, он пришел на железнодорожный вокзал, чтобы проводить нас к поезду. Это был совсем другой человек. Если сказать, что под знаком российской беды сломался, — нет, но вид его был какой-то потерянный, отрешенный от суетной жизни. Высокий, тощий, кожа да кости, еще больше сутулился, а неприбранная кудрявая голова с проседью, всклокоченная рыжеватая бороденка придавали его лицу изможденный вид. Он и говорил-то не так уверенно, часто задумывался, и голос был тих, прерывист, за мутными стеклами очков смотрели на нас печальные глаза.
Поговорили, повспоминали былое счастливое время и время бесславное, убийственное, вспомнили всех друзей — талантливых журналистов, спившихся в горбачевскую перестройку: Николая Нечаева, Михаила Жемерова, Владимира Леонтьева, Валерия Сургутского, Валерия Ярославцева... Они не приняли грядущих перемен: перестройка с ее "гласностью" и "плюрализмом" несла в себе угрозу, ельцинская стихия — уничтожение. Многие, не зная, как этой пагубе противостоять, начали пить, некоторые уходили из жизни по собственной воле. А какие это были личности! Помню, я рецензировал и дал добро на издание книги Владимира Леонтьева "В горах Путорана", однако по неизвестной мне причине книга тогда, при жизни автора, так и не была издана. В память о талантливом журналисте и писателе директор издательства "Буква" Анатолий Статейнов, сам писатель, изыскал средства, и книга Леонтьева в 2008 году вышла в свет.
- У Леонтьева были проблемы с сердцем, — сказал Сергей Задереев, — он лежал в больнице, и какой-то дурак принес ему в палату бутылку водки. Не яблок, не бананов, не соку, а... водки! Словом, умер Володя...
- Башку бы отвернуть за такую передачку, — мрачно обронил Капелько. — Происки врагов, я так понимаю. Анатолий Кашпировский, помните, сеансы гипноза по телевизору? — так он говорил: "Люди всегда снисходительны к дуракам и всегда беспощадны к талантам и гениям".
- В Красноярск не тянет? — спросил Володю Капелько Алитет Немтушкин.
- Красноярск стал чужим для меня: иностранщиной несет, как падалью... Идешь по проспекту Мира, а кажется — по Бродвею. Я русский мужик, художник, чувствую себя как в оккупированной стране. Жить не хочется.
- В Абакане лучше?
- Во всяком случае, не в такой степени. Я уже газет не читаю, телевизор не смотрю — противно! — Капелько вздохнул, поскреб указательным пальцем бороду. — Наши СМИ — повальная грязь: пропаганда разврата, жестокости, хамства... От современного эстрадного хлама уши вянут.
На прощание он подарил нам по своей книжке "Лошадь ржала в железную дудку..." и картинки, написанные маслом на небольших прямоугольных ДВП и вправленные в скромные рамочки. И книжки, и картинки трогательно подписал. На моей — мрачный пейзаж— неприступная гора Тепсей над Енисеем... Будто с нами прощался навсегда.
Владимир Феофанович Капелько умер вскорости после этой встречи, в 2000 году, в возрасте 63 лет. "Свободный и голый, как Бог..." Вечная ему память!
Капелько В.Ф. Новогодний натюрморт
Комментариев нет:
Отправить комментарий