Липский А.Н. Некоторые вопросы таштыкской культуры в свете сибирской этнографии

С.42-92

13. Назначение маски по С.К. Кузнецову — «помочь» душе достигнуть загробного мира

Восемь лет спустя после выступления К.И. Горощенко, по вопросу о назначении погребальных масок на Енисее высказался С.К. Кузнецов. Опубликованная им в 1906 г. работа5 явилась в результате доклада А.В. Адрианова в Московском Археологическом обществе 24 февраля 1904 года и замечаний по докладу, сделанных Кузнецовым и разросшихся позже до размера статьи.

Разучив значительную литературу, так или иначе освещавшую вопрос о масках, С.К. Кузнецов дал краткое описание масок Египта, Месопотамии, Финикии, Карфагена, Сардинии, Кипра, Эретрии, Микен, погребальных масок у римлян, в Мексике и Перу, а также в южной России — у Керчи и Ольвии. При этом он отметил высокую художественность и портретность золотых масок Египта, Микен, Керчи. Говоря о микенских масках на основании работы Дюпэя, Кузнецов подчеркнул, что маски эти были изготовлены с необычайной тщательностью и снабжены отверстием для прикрепления к голове покойника или к его головному убору

1 К. И. Горощенко. Там же, стр. 180 —181.

2 К. И. Горощенко. Там же, стр. 181.

3 С. К. Кузнецов. Погребальные маски, их употребление и назначение «Известия общества антропологии, истории и этнографии», т. XXII, вып. II, Казань, 1906 г.

42

Обычно маски «изображали лицо покойников со всеми индивидуальными особенностями, снабжались ушами и часто устраивались так, что сквозь отверстие виднелись глаза и рот покойника»1.

С.К. Кузнецов вслед за Дэллем отмечает находки в Перу главным образом терракотовых и деревянных маскоидов — искусственных голов с подобием волос, с раскрашенными головами и размалёванными лицами. Обыкновенно маскоиды сделаны грубовато и о портретном сходстве их говорить невозможно.

Об обычае масок в Риме С.К. Кузнецов на основании сообщения Геродиана писал, что они изготовлялись вскоре после смерти знатного патриция, причём лицевая часть маски лепилась «во всём похожей на умершего»2. Вслед за Лессингом С.К. Кузнецов подтвердил, что портретное сходство маски стояло у древних мастеров и в требованиях заказчиков на первом плане во время предпохоронной выставки трупа. Сохранение же изображения покойника для потомства было делом второстепенным, и забота об этом относится к более позднему времени3.

Когда умерший погребался в земле, ложе, на котором стоял гроб, а вместе с последним и фигура-маска покойника уносились прочь. При обряде же трупосожжения, напротив, для целей выставки на погребальном ложе изготовлялась другая маска (помимо приготовленной для помещения в атриуме), так как ложе с фигурой-маской умершего и самый гроб с трупом сжигались одновременно. Оставшаяся вторая маска—изображение предка, по словам Полибия4, ставилась в атриуме дома покойника на самом видном месте. Для этого на стене устраивались деревянные полки или даже шкафчик. Здесь, за плотно закрытыми дверцами хранилась маска, и шкафчик этот играл большую роль, когда совершались домашние жертвоприношения5.

Обращаясь к вопросу о назначении погребальных масок, С.К. Кузнецов считал наивной точку зрения этнологов, что будто бы умерший «должен был, с помощью маски, обмануть адских стражей или, вернее, наводить страх на демонов, встречающихся на загробном пути, и, таким образом, без помехи подвигаться вперёд, пока не достигнет цели. Это,— писал С.К. Кузнецов,— так сказать, устрашительное или волшебное значение маски выяснилось археологами раньше, когда пытались объяснить значение греческих, этрусских и римских масок позднейшего времени»6.

1 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 101.

2 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 109.

3 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 111.

4 С. В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири, М., 1951, г;тр. 453.

5 С. К.Кузнецов. Погребальные мэски, их употребление.., стр 112

6 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 79.

43

Следовательно, назначение масок С. К. Кузнецов видел в том, во-первых, что «маска должна была помочь умершему благополучно достигнуть загробного мира, придавая ему вид существа высшего порядка и охраняя его от опасных встреч с демонами; таким образом маске придавалось чудодейственное, волшебное значение»1.

Во-вторых маска должна была облегчить душе возможность отыскать тело, хотя бы и подвергшееся уже тлению, и помочь соединиться с ним для новой жизни2. Для облегчения душе возможности находить своё тело, — полагал С.К. Кузнецов, — соблюдалось точное портретное сходство в изображении лица покойника как на маске и статуэтке, так и на крыше саркофага3.

В-третьих, изображения предков, хранимых в атриуме, служили для того, чтобы при погребении римлянина весь ряд его предков «сопровождал» погребальное шествие.

Наконец, маска служила и показателем социального положения умершего, так как с раба не в обычае было снимать маску. Первоначально употребление масок в Риме было привилегией только патрицианских родов4. Что касается обнаружения масок на Енисее, так это С.К. Кузнецов считал большой загадкой. «Был ли это местный, самостоятельно возникший обычай, или же он занесён сюда из далёких стран юга? — ставит он вопрос и отвечает: — В Сибири, на берегах Енисея, мы видим любопытное сочетание маскоида и маски в одной могиле. Если первый легко можно связать с культом черепов, то маска невольно уносит нас в страны древнейшей мировой культуры, откуда этот погребальный приём распространился и в глубь Азии»5.

14. Назначение маски по К.В. Харламповичу — «помочь» душе перейти в загробный мир и облегчить ей посмертное существование

В 1908 году по вопросу о погребальных масках высказывался К.В. Харлампович6. Конкретным поводом для его печатного на эту тему выступления послужило сообщение Н.Ф. Высоцкого об одном идоле у остяков. Проанализировав данные Высоцкого в свете материалов других исследователей, Харлампович пришёл к выводу, что представленное Высоцким изображение не идол, а погребальная кукла, что кукла эта, заменяя умершего, изображает его в период нового «роста» в потустороннем мире. С достижением душой покойника «зрелости» в загробном мире, кукла хоронится.

1 С. К. Кузнецов. Там. же, стр. 117.

2 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 117.

3 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 83.

4 С. К. Кузнецов. Там же, стр. 107.  б С. К. Кузнецов. Там же, стр. 118.

5 К. В. Харлампович. К вопросу о погребальных масках и куклах у западно-сибирских инородцев. «Известия общества археологии, исто­рии и этнографии», т. XXIII, в. VI, Казань, 1908.

44

Как копия умершего, отображающая подробности его костюма, кукла не может служить объяснением смысла покрывания лица покойника лоскутом оленьей шкуры. Покрывало лица покойника он считал прототипом маски, её ранней формой. «Смысл обычая покрывать лоскутом лицо умершего, — писал Харлампович, — сводится к стремлению порвать связь его со здешним миром». Погребальные же куклы, вслед за Смирновым, он считал предназначавшимися для того, «чтобы облегчить тени — душе покойника, на некоторое время после смерти, существование на земле, для чего и вселялась в куклу, и, кроме того, помочь душе осуществить переход в загробное бытие»1.

15. Куклы в погребении по С.А. Теплоухову изображали лиц, сопровождавших покойника

В 1924 — 29 гг. вопросу о погребальных куклах и масках некоторое внимание уделил С.А. Теплоухов. Отметив, что «в Оглахтинском могильнике сохранились на некоторых трупах мягкие покровы, волосы каштанового цвета, заплетённые и у мужчин в косу, — С.А. Теплоухов предполагает, — что, вероятно, в эту эпоху производилась мумификация не одного только черепа, но и всего трупа»2.

Характеризуя «таштыкский переходный этап», С.А. Теплоухов констатирует, что, в Оглахтинском могильнике вместе со скелетами погребённых были найдены сделанные из кожи, материи и травы куклы с нарисованным краской лицом, одетые в одежду из шёлка.

На лица мумифицированных трупов накладывали гипсовые маски. Часто маски раскрашивались красной краской, отмечающей румяные щёки, губы, носовые отверстия и узоры на лбу. На внутренней стороне масок бывает запечатлён полный облик лица умершего: со складками и морщинами на лице и на шее и с приставшими иногда к гипсу светлыми волосами... глаза покрывались кусочками материи (шёлка)»3.

Характеризуя более поздний период, С.А. Теплоухов считал, что могилы с бюстовыми масками были ещё в III — IV веке нашей эры. Одна из таких могил была раскопана им близ Батеней. 1 К. В. Харлампович. Там же, стр. 481 — 482.

2 С. А. Теплоухов. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края. «Материалы по этнографии России»,  т. IV,в. II, стр. 50.

3 С. А. Теплоухов. Там же, стр. 51.

45

«Здесь, возле большого количества жжёных костей человека (внемогильное сожжение покойников), собранных в кучку, найдены разрушенные бюстовые маски. Маски, — полагает исследователь, — не накладывались на лицо умерших (с внутренней стороны нет отпечатков лица), а формировались уже произвольно и закреплялись в бюстовые постаменты, имевшие вид нагрудников»1.

Констатировав это, С.А. Теплоухов лишь отмечает, что «обычай прикрывать лицо покойников различного рода масками был известен на заре нашей эры на западе у римлян и на Крымском п-ве» и т. д. Возможно, — предполагает С. А. Теплоухов, —что «в Минусинский край он проник с запада, на востоке мы пока не знаем погребений подобного рода»2.

0 назначении масок С.А. Теплоухов ничего не говорит. О куклах же он пишет, что они «вероятно изображали лиц, сопровождавших покойников в загробный мир», и что «подобные погребальные обычаи могли проникнуть сюда и из Китая»5.

С.А. Теплоухов констатирует трепанацию черепов в затылочной области и считает, что производилась она «с целью извлечения мозга», но зачем требовалось извлечь мозг из черепа, он не говорит.

Примечательна другая констатация Теплоухова: «в одном случае (в Оглахтинском могильнике) покойник лежал на дощатом помосте, построенном на четырех бревенчатых тумбах,— так как она обнаруживает сходство этой детали таштыкского погребения с погребением нанайцами в хэрэн-домике мёртвых, на помосте, воспроизводящем ту часть нака -нар, на которой покойник при жизни занимал своё место.

Едва ли можно согласиться с С.А. Теплоуховым в том, что шёлковая одежда была одета на куклу, представлявшую собой лицо, долженствовавшее сопровождать покойника в загробный мир. В таштыкское время матерчатые одежды не могли быть чем-то легко доступным, тем более одежды из шёлка. С другой стороны, сопровождать покойника в загробный мир какие-то лица могли только в насильственном порядке. Едва ли есть основание предполагать в таштыке что-либо подобное японскому харакири лиц, близких покойнику. Следовательно, если для этой цели кто-либо специально убивался, он представлял собою лицо, зависимое от покойника, которого он должен был сопровождать в загробный мир. Вероятнее всего, это мог быть только раб. В таком случае совершенно немыслимо, чтобы куклу, представлявшую раба, одели в шёлковую одежду. Правдоподобнее будет, что кукла, одетая в костюм из шёлка, представляла собой господина, аналогично нанайскому мугдэ.

Источник: Липский А.Н. Некоторые вопросы таштыкской культуры в свете сибирской этнографии (II -й в. до н.э. - IV в. н.э.)/ А.Н. Липский.// Краеведческий сборник № 1. - Абакан: Хакасское книжное издательство, 1956. - 158 с.