Художественный мир Сибири

Субраков Р.И. Сказ "Хан-Тонис на темно-сивом коне".

Сибирская земля богата талантливыми живописцами, создающие оригинальные художественные произведения, отражающие своеобразную красочность природы огромной сибирской земли и древний, духовный мир проживающих здесь народов. Приглашаю всех гостей блога к знакомству с уникальным искусством коренных народов Сибири, Крайнего Севера и Дальнего Востока, их фольклором, а так же с картинами сибирских художников, с коллекциями, которые хранятся в музеях и художественных галереях сибирских городов.

среда, 3 апреля 2013 г.

Ительменские народные сказки



Народ Ительмены
 Ительмены (2500 человек) — живут на западном побережье Камчатки, в Корякском автономном округе.

Ученые доказали, что самые близкие родственные корни у ительменов Камчатки с индейцами племени Тлинкиты, живущими на Аляске. У обоих племен общий Бог – ворон Кутх – творец земли и всего живого на ней. Также у ительменов много общего и с другим знаменитым индейским племенем Навахо.


Ительмен. Изображение с сайта http://www.stranamam.ru/post/80718 . На фото - Леонид Алексеевич Сысоев - ительменский хореограф, бывший солист ансамбля "Эльвель", известный деятель культуры.
Ительменская девочка. Фото отсюда http://opsquick.livejournal.com/4776.html
Фотограф Олег Смолий
Образ жизни древних ительменов находился в полной гармонии с природой полуострова, отличающегося избытком рыбы, животных и богатой растительностью. Их главным занятием была рыбалка. Охота на суше и на море и собирательство также играли важную роль в их жизнедеятельности. Широко известный исследователь и путешественник Леонард Мери отмечал, что трудно было бы найти другой народ, который бы так широко использовал дикорастущие травы и коренья — для пищи, в лечебных целях, для вязания сетей, плетения циновок. Наверно потому, до прихода русских на Камчатку ительмены были многочисленны, отличались отменным здоровьем и жили до70-80 лет, что много для северных и дальневосточных народов.

Смешанное население, как и собственно ительменов, называли камчадалами. Процесс ассимиляции вел к постоянному уменьшению численности коренного населения. Если в 1738 году на Камчатке жило 8,5 тысяч ительменов, то в 1970 — 1,3 тыс.
В конце 20 века численность ительменов возросла. http://mysliwiec.livejournal.com/486953.html - здесь интересная статья об истории ительменов.

 

Ительмены в зимней национальной одежде.
С сайта http://dic.academic.ru/dic.nsf/es/23823/%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%8B
Зимней одеждой, как мужской, так и женской, были глухие шубы с капюшоном — кухлянки (ниже колен) и камлеи (до пят), которые шили из оленьего меха двойными — мехом внутрь и наружу. Зимой мужчины и женщины носили штаны мехом внутрь, летом — замшевые. Летней одеждой часто служила выношенная зимняя, которую на промыслах дополняли плащами и обувью из выделанных рыбьих кож. Женской домашней одеждой был комбинезон, мужской — набедренная кожаная повязка. Зимнюю обувь шили из оленьих камусов, дополняя меховыми чулками, летнюю — из шкур ластоногих. Зимние меховые шапки имели вид капора, а летние, похожие на алеутские, делали из бересты или перьев и палочек. Белье, украшения, летнюю одежду заимствовали у русских. Они любят украшать свою одежду и обувь бисером. Домашняя утварь делалась из глины, дерева, березовой коры, с использованием кожаных ремешков.
Одним из видов религиозных воззрений был фетишизм. Мужчины и женщины носили амулеты в виде идолов. Существовал у ительменов и шаманизм, хотя шаманы не имели обрядовой одежды и атрибутов. Огромную роль играли поверья и приметы. Категорически запрещалось спасать утопающего или засыпанного снежной лавиной, дабы не лишить пищи духов воды и гор. Подробно об ительманах ЗДЕСЬ - http://www.kamchatsky-krai.ru/geografy/korennoe_naselenie/itelmeny.htm - Этнография Камчатки

 Фольклор ительменов

 
 Ительменский обряд "Алхалалалай" http://kamtime.ru/node/1722

Язык ительменов очень своеобразен, по некоторым признакам исследователи относят его вместе с чукотским и корякским языками к северо-восточной группе палеоазиатских языков.
Ительменский фольклор уникален, как и вся их культура. Музыка и танцы играли исключительную роль в жизни этих людей. Особое внимание в танце уделялось движениям животных, в частности медведя. После завершения летних и осенних работ начинался праздник очищения от грехов и благодарения Бога. Ритуальный танец вокруг костра сопровождался криками «Алхалалалай». С тех пор этот клич стал именем национального осеннего фестиваля.
Еще с древних времен ительмены праздновали конец лета и благодарили природу за дарованный урожай, принося дары рыбному богу Хантаю. Это обрядовый календарный праздник, знаменующий собой завершение хозяйственного цикла. В празднике в обрядовой форме воспроизводятся элементы мифов о сотворении мира и ритуалы, связанные с благодарением природы.
В этот день можно было забыть обо всех заботах и полностью погрузиться в атмосферу праздника. По традиции на "Алхалалалае" можно было корчить гримасы, отпугивая злых духов, и обязательно нужно танцевать", - говорится в сообщении.
В рамках "Алхалалалая" проходит традиционный танцевальный марафон, который призван сохранить древнюю культуру и обычаи коренных жителей Камчатки. "Древние ительменские танцы, сопровождающиеся горловым пением - это ключевое событие "Алхалалалая". Танцевальный марафон начинается вечером, когда на небе появляется луна, а заканчивается в полдень следующего дня. ЗДЕСЬ - http://www.fotopetropavlovsk.ru/2010/09/25/alhalalalay - конкурсы обряда и много интересных фотографий.
 

Изображение с сайта http://lenta.ru/photo/2010/02/06/ind/#6
По представлениям ительменов, все предметы и явления природы наделены духами, которые живут собственной жизнью. Степень почитания тех или иных духов была в прямой зависимости от степени их предполагаемого влияния на материальное благополучие человека. Особо почитали дух моря, дающего основной продукт питания - рыбу; в честь него устраивали праздник "очищения " в ноябре. Культ огня при этом выступал как святыня. Собирательство нашло отражение в верованиях ительменов в форме установки столбов - идолов в местах промысла. Мир ительмены считали вечным, души - бессмертными. Создателем народа, первопредком они считали Ворона (Кутха).
Все ительмены дву­язычны, грамотны, в обиходе пользуются русским языком. Фольклорные музыкальные и художественные традиции ительменов в настоящее время ярко проявляются в ежегодном осеннем празднике "Алхалалалай".
Ительменские сказки

 



Широко известен цикл сказаний о вороньем персонаже. Наибольшее количество ительменских сказок было записано в начале XX в. русским этнографом В.И. Иохельсоном.
Своеобразны ительменские сказки: в каждой из них участвует ворон Кутх или члены его семьи.
Кутх, или Ворон предстает как демиург (творец), создатель Камчатки и в то же время как трикстер — плут, обманщик, шутник, перевертыш, несущий в себе добро и зло, мудрость и глупость. В сказках он постоянно попадает в неблаговидные ситуации, которые иногда приводят его к гибели. Раздвоение образа Кутха (демиург — трикстер) произошло достаточно давно, в мифологическом сознании оба образа существовали параллельно. Как и у соседей — коряков и чукчей, в фольклоре ительменов присутствуют животные, нередко в качестве племени (с "мышиным народом" Кутх вступает в конфликты или разного рода сделки).

Источник: Белый медведь и бурый медведь: Сказки народов России в пересказах Марка Ватагина; сост., вступ. статья и прим. М. Ватагина; Художники А. Коковкин, Т. Чурсинова. – СПб.: Республиканское издательство детской и юношеской литературы «Лицей», 1992. – 351 с.

БЕСКРЫЛЫЙ ГУСЁНОК
(Пересказ Марка Ватагина,
Художники А. Коковкин, Т. Чурсинова)
 
 Жил гусь Кисумтальхан. Каждой весной прилетал он со своей стаей в тундру. Гуси опускались возле небольшого озера.

Там Кисумтальхан с гусыней делали гнездо. Гусыня выводи­ла птенцов.
Так было и на этот раз. Гусыня вывела птенцов, начала их кормить. Все они росли быстро, только один гусёнок — медлен­но, а крылья у него совсем не выросли.
Пришла пора учиться летать. Все гусята летают, только один взлететь не может.
Кончилось лето, задул холодный ветер. Собираются гуси в дальний путь на тёплый юг. Молодые гуси кружат над озёра­ми, пробуют крылья перед дорогой. Только один их братец, бес­крылый гусёнок, плавает в озере и грустно поглядывает вверх.
Гусь Кисумтальхан с гусыней смотрят на сына, не знают, что делать. Мать говорит:
 — Давай подождём ещё немного, может быть, вырастут у него крылья.
Назавтра ветер стал ещё холодней. Гуси в стае заговорили:
 — Пора улетать! Пора улетать! Чего ждёт вожак Кисумтальхан? Не хочет ли он, чтобы все мы замёрзли?
Кисумтальхан говорит гусыне:
 — Ждать больше нельзя. Придётся нам оставить бескрылого сына. Завтра до света улетим.
Ранним утром поднялись гуси. Проснулся гусёнок — никого нет, один, совсем один плавает он посреди озера. Горько ему стало, заплакал он и запел:
 - Самый несчастный на свете — я!
Скрылись за тучей мои друзья.
На юг улетели отец и мать,
Меня оставили зимовать...
Долетели до гусыни эти слова, и она сказала Кисумтальхану:
 — Ты слышишь, как плачет наш гусёнок? Больно моему сердцу! Давай вернёмся.
Гусь Кисумтальхан закричал:
 — Гуси, поворачивай назад!
Стая вернулась к озеру. Увидел гусёнок отца и мать, увидел всех братьев и друзей, обрадовался. Отец сказал:
 — Завтра мы улетим. Больше не плачь и не пой так жалобно. Нам надо лететь.
Ранним утром, до света, опять поднялись гуси. Проснулся гусёнок — вокруг никого. Один плавает в холодном озере. Не выдержал он, опять заплакал, запел:
 - Один на свете бескрылый — я,
На юг улетела моя семья.
Такой не нужен я никому.
Как мне холодно одному!
Далеко была стая, но мать услышала эти слова и говорит Ки­сумтальхану:
 — Плачет наш бедный гусёнок. Ему так холодно одному! Я вернусь. Пусть я замёрзну вместе с ним.
Стая опять вернулась. В тот день падал первый снежок.
Гусёнок сказал:
 — Зачем из-за меня вернулись? Мне вы не поможете... А с севера наступают холода.
Гусь Кисумтальхан сказал:
 — Завтра улетим, иначе все замёрзнут.
Мать говорит гусёнку:
 — Живёт в наших краях добрый волшебник, бессмертный ворон Кутх. Есть у него сын Эмемкут и дочь Синаневт. Я надеюсь, они не дадут тебе погибнуть, они возьмут тебя к себе, ты перезимуешь у них в тёплом доме. Но берегись того, кто одет в яркую рыжую шубку! Запомни, верить ему нельзя.
Наутро в третий раз поднялись гуси. Гусёнок долго терпел, не плакал, но не выдержал и опять заплакал-запел:
 - Улетела моя семья
В тёплые солнечные края,
А я остался, меня тут ждёт
Северный ветер, мороз и лёд...
Далеко была стая, до матери эти слова едва долетели. Она сказала:
 — Холодно нашему сыну.
Но гуси больше не вернулись.
Прибежала к озеру лиса, увидела гусёнка и говорит:
 — Кто это так громко плачет? Оставили гусёнка одного? Иди ко мне, будешь моим сыночком, будем жить вместе.
Но гусёнок помнил, что сказала мать: рыжей шубке верить нельзя. И он сказал:
 - Нет, я к тебе не пойду.
 - Почему не пойдёшь?
 - Я тебе не верю.
 - Глупый гусёнок, — говорит лиса, — у меня в тёплом доме тебе будет так хорошо! Я припасла много вкусной еды.
 - Это неправда, — говорит гусёнок, — ты хочешь меня съесть.
 - Ах вот ты как! — рассердилась лиса. — Ну не уйдёшь, я всё равно тебя съем!
 - Как ты до меня доберёшься? — спросил гусёнок. — Я ведь плаваю в воде.
 - Скоро озеро замёрзнет, — говорит лиса, — вот я до тебя и доберусь.
Ушла лиса. Гусёнок думает: «Скоро вода замёрзнет. И лиса меня съест».
И тут к озеру пришёл ворон Эмемкут, сын бессмертного Кутха. Он закричал:
 — Гусёнок! Почему ты здесь один? Ты ведь замёрзнешь! Иди ко мне жить, будешь моим сыном.
Гусёнок подплыл к берегу. Эмемкут отнёс его домой.
Добрый ворон Эмемкут и его сестра Синаневт накормили и отогрели гостя.
Всю зиму бескрылый гусёнок прожил у них в тёплом доме. Близилась весна. Скоро должны были вернуться гусиные стаи. Стали вороны думать, как бы сделать гусёнку крылья. Синаневт, сестра Эмемкута, была большой искусницей, большой рукодельницей. Она смастерила крылья из веток и травы. Гусёнок попробовал на них полетать.
 - Ну как? — спросила Синаневт.
 - Хорошие крылья, — сказал гусёнок, — на них можно летать, но только не высоко и не далеко. Нужны крылья побольше.
Синаневт сделала крылья побольше. Уже и весна пришла. На­чали птицы возвращаться в родные края. Синаневт говорит:
 - Теперь лети, встречай свою стаю, встречай родителей.
Полетел гусёнок навстречу птичьим стаям. Вот летят гуси.
 - Где гусь Кисумтальхан, где его стая? — спрашивает он.
 — Они летят за нами, — отвечают гуси. — Завтра будут здесь.
Обрадовался гусёнок, вернулся домой, рассказал обо всём Эмемкуту и его сестре Синаневт.
Назавтра Синаневт подняла его до света:
 — Лети встречать свою стаю.
Гусёнок на больших крыльях быстро полетел, высоко полетел. И вот навстречу — родная стая! Гусёнок увидел родителей, так обрадовался! А они его сначала и не узнали. Потом спросили:
 — Кто тебя приютил? Где ты перезимовал?
Гусёнок говорит:
 — Меня приютили вороны Эмемкут и Синаневт. Всю зиму я прожил у них в тёплом доме, ел их еду. Искусница Синаневт сделала мне крылья.
Гусь Кисумтальхан и гусыня прилетели в дом к Эмемкуту. Они принесли угощения и сказали:
 — Спасибо вам, Эмемкут и Синаневт, вы спасли нашего сына. Мы хотим отдать его вам в работники.
Синаневт говорит:
 — Он — гусь и должен жить среди гусей. Пусть он живёт с вами. А нам ничего не надо, мы рады, что он жив.
Гуси поклонились воронам, взяли сына и улетели.
Рад был гусёнок, что встретил родителей, что снова живёт в стае, что может летать.
Хорошо гуси летом жили. Тепло было, много было корму. За лето у гусёнка выросли настоящие большие крылья. А когда пришла осень, он вместе со всеми гусями улетел на юг.
ЛЕНИВАЯ, СТРОПТИВАЯ СИРИМ
(Пересказ Марка Ватагина, Художники А. Коковкин, Т. Чурсинова)
 
 Жили-были ворон Кутх и жена его Мити. Были у них сыновья Эмемкут и Сисильхан. Были у них дочери Сина­невт и Сирим. Брат Эмемкут и сестра Синаневт были работя­щими, старательными, всё у них ладилось. А Сисильхан и Си­рим любили пожирней поесть да подольше поспать, а работать не любили. Сестра Сирим хоть работать не любила, замуж хоте­ла, да никто её не брал.

Однажды с утра Эмемкут с сестрой Синаневт сели за работу. Эмемкут говорит:
 — Я буду делать стрелы, а ты вышивай. Прилежно вышивай, на меня не смотри. Если посмотришь, стрела у меня сломается.
Начали работать. Синаневт не смотрит на Эмемкута. Хорошо идёт у них работа. Но вот Синаневт не выдержала и искоса гля­нула на брата. Стрела у него тут же сломалась. Эмемкут рас­сердился:
 — Из-за тебя я сломал стрелу! Уходи в лес, чтобы я тебя не видел!
Заплакала Синаневт, ушла в лес. Подошла к озеру, села на бугорок, плачет. А села она, оказывается, на землянку, где жили медведи. Дома были две сестры-медведицы. Младшая говорит:
 — Кажется, дождь пошёл.
Это она слёзы Синаневт за дождь приняла. Старшая ей го­ворит:
 — Занеси скорей постели в дом, а то намокнут.
Младшая вышла, посмотрела, вернулась. Говорит старшей медведице:
 - Это не дождь, это девушка плачет.
 - Пусть войдёт, — говорит старшая.
Синаневт вошла. Девушки-медведицы шепчутся:
 - Давай испытаем, какая у неё душа, добрая или злая.
Они загасили очаг, так загасили, что он сильно задымил.
В землянке дыму полно, дым глаза ест. Синаневт тихо сидит, ни слова не говорит. Девушки-медведицы шепчутся:
 - Нет, она не злая. Она терпеливая!
Потом одна из них говорит:
 - Сейчас мы тебя, милая девушка, угостим.
Другая принесла на ракушечке комочек жирку с полноготка и боковинку рыбьего малька. Синаневт опять ничего не сказала. Медведица, которая принесла еду, говорит:
 — Закрой глаза, начинай есть.
Синаневт закрыла глаза, хотела взять комочек жирку — рука по локоть в жир погрузилась! Опять Синаневт ничего не сказа­ла. Поела. Сестры говорят:
 — Эта девушка добродушная. Теперь испытаем, работящая ли она.
Они дали ей починить торбаса ('Торбаса — высокие сапоги из шкур). Синаневт хорошо починила. Сестры и не видели никогда такой чистой работы. Так приши­то — швов не видно! Они взяли торбаса и говорят:
 — Синаневт и добродушная, и работящая.
Свечерело. Сестры говорят девушке:
 — Сейчас вернутся с охоты наши братья-медведи. Мы тебя спрячем.
Спрятали они девушку. Тут и медведи пришли. Понюхали воздух и говорят:
 — Человеком пахнет!
Сестры отвечают:
 — Мы ягоды в лесу собирали, к пепелищу, где был костёр, подходили, вот от нас человеком и пахнет.
Медведи поели, спать ложатся. Сестры говорят младшему брату:
 — Ты сегодня ляг с краю.
Он лёг с краю. Когда все медведи заснули, сестры говорят де­вушке Синаневт:
 — Вставай, подруга, беги домой!
Синаневт побежала. Сестры разбудили младшего медведя, ко­торый спал с краю, и говорят:
 — Догоняй невесту! Вон побежала!
Медведь погнался за девушкой, догнал её, толкнул мордой, девушка упала, медведь стал её обнюхивать. Синаневт молчит. Хоть и страшно ей, а молчит. И тут медведь обернулся пре­красным парнем, охотником, статным и сильным. Он сказал:
 — Ты мне понравилась. Я женюсь на тебе. Завтра утром пойдём к тебе, хочу познакомиться с твоими родными.
Назавтра Синаневт и молодой охотник пришли к Эмемкуту. С собой они принесли много еды — мяса, жиру, ягод, сладких кореньев. Сисильхан увидел всё это, пришёл в свой чум и гово­рит сестре Сирим:
 — Наша Синаневт замуж вышла. Её муж — удалой охотник. А тебя, лентяйку, никто замуж не берёт. Пойди к сестре, узнай, как она мужа нашла, — может быть, и тебе повезёт, может быть, и у тебя так же получится.
Сирим пошла к сестре, а сама сопливая, чумазая, одежда на ней рваная.
 - Расскажи, сестра, как ты замуж вышла. Я тоже хочу.
 - Я расскажу, — говорит Синаневт, — но что пользы от моего рассказа! Ты ведь испытаний в доме жениха не выдержишь, ты ведь даже дыма едкого не вытерпишь.
 - Нет, я всё вытерплю, — говорит Сирим, — только бы муж мне достался такой же хороший, как тебе, — удалой охотник.
Синаневт рассказала всё, что с ней было. Сирим на другое утро говорит брату Сисильхану:
 — Давай поработаем. Ты делай стрелы, а я буду штопать.
Сисильхан взял дерево, начал делать стрелы. Сирим взяла его штаны, штопает. Лень ей работать. Немного поштопала, да и глянула на брата. У того стрела сломалась. Он закричал:
 — Из-за тебя я сломал стрелу! Уходи в лес, уходи, чтобы я тебя не видел!
Сирим побежала в лес. Пришла к озеру, отыскала землянку, где жили медведи. Села, заплакала. Медведица вышла, пригла­сила войти. Сирим вошла и говорит:
 — Что у вас есть повкусней? Угощайте меня! Да поскорее, очень уж есть охота!
Старшая медведица говорит младшей:
 — Сначала испытаем её, посмотрим, какая у неё душа.
Они загасили очаг, и дым от него пошёл такой, что не продохнуть. Глаза ест, нет сил терпеть.
Сирим закричала:
 — Что вы наделали! Дыму напустили! Ничего делать не умеете! Лучше бы поесть поскорей принесли!
Старшая медведица тихо говорит младшей сестре:
 - Нет, душа у неё не добрая. Злая душа!
Младшая девушка-медведица говорит гостье:
 - Сейчас мы тебя угостим.


 Старшая принесла на ракушечке комочек жирку с полноготка и боковинку рыбьего малька. Сирим посмотрела да как закри­чит:
 — Что вы мне принесли?! Такую каплю! Да кто ж насытится такой едой?
Старшая медведица говорит:
 — Ты, девушка, не сердись, закрой глаза и ешь.
Сирим кричит:
 — Не буду закрывать глаза! Кто это ест с закрытыми глазами?
Младшая медведица говорит:
 — Ты всё-таки закрой глаза, закрой, не противься. Хорошо будет.
Сирим закрыла глаза, хотела взять комочек жирку — рука по локоть в жир погрузилась! Сирим закричала:
 — Что это вы меня обманываете, смеётесь надо мной! Я не для того к вам пришла!
Медведицы между собой шепчутся:
 — Ну и ворчливая девица к нам пришла! Ну и бранчливая! Эта девица злого нрава.
Сирим тем временем миску жиру уплела и с юколой (Юкола — вяленая рыба) управи­лась. Та боковинка рыбьего малька стала вкусной юколой. Си­рим всё съела до крошки и говорит:
 — Я не наелась. Нет ли у вас мяса? Дайте мяса!
Дали ей мяса. И мясо всё съела. Живот погладила и говорит:
 — Теперь дайте чаю.
Медведицы между собой шепчутся:
 — Ну и ненасытная к нам пришла! Испытаем-ка её, работящая ли она.
Принесли торбаса.
 — На, почини.
Сирим все жилки торбасов срезала да съела. Торбаса бросила. Легла. Медведцы говорят:
 — Она строптивая и ленивая.
Свечерело. Сестры говорят:
 — Сейчас вернутся с охоты наши братья-медведи. Тебя надо спрятать.
Они спрятали гостью. Тут и медведи в дом ввалились. Поню­хали воздух и говорят:
 — Человеком пахнет!
Сестры отвечают:
 — Сами бродите по лесу, где люди ходят. Это от вас самих человеком пахнет.
Медведи поели, спать ложатся. Сестры говорят одному мед­ведю:
 — Ты не ложись в середину, как любишь. Ляг сегодня с краю.
Медведь лёг с краю. Когда все медведи заснули, сестры раз­будили Сирим и говорят:
 — Вставай, беги домой!
Сирим побежала. Сестры разбудили крайнего медведя и го­ворят:
 — Догоняй невесту! Вон побежала!
 

 Медведь погнался за девушкой, догнал её, толкнул мордой, девушка упала, медведь стал её обнюхивать, а она как заорёт:
 — Ой, помогите! Ой, меня медведь убивает!
Да так кричит — на весь лес слышно. Медведь повернул назад, побежал домой. Дома сестры спрашивают:
 — Что, брат, не захотел на ней жениться? Правильно сделал! Она строптивая и ленивая..
Сирим пришла домой. Сисильхан встретил её и спрашивает:
 — Не нашла, значит, себе мужа?
Сирим отвечает:
 — Чем расспрашивать, лучше поесть приготовь. Толкуши (Толкуша — кушанье, приготовленное из рыбы, ягод и жира. Распро­странено у народов Севера) сделай. Меня сейчас медведь до смерти напугал. Я со страху готова целое корытце толкуши съесть.
Сисильхан приготовил толкушу. Сирим съела целое корытце. Больше не было у Сирим случая замуж выйти.
УДАЛОЙ ЭМЕМКУТ И ЗАВИСТЛИВЫЙ СИСИЛЬХАН
(Пересказ Марка Ватагина, Художники А. Коковкин, Т. Чурсинова)

 
 Жил когда-то очень давно ворон Кутх с женой Мити. Были у них сыновья Эмемкут и Сисильхан. И была у них дочь Сирим.

Сисильхан не любил охотиться, целыми днями дома на шку­рах валялся. А Эмемкут целыми днями по лесу ходил, охотился. Много зверей и птиц добывал. Он всегда в одни и те же места ходил: там дичь водилась.
Однажды Эмемкут присел на упавшее дерево, захотел немно­го отдохнуть. Вдруг до него донеслось пение. Эмемкут подумал: «Кто это в лесу так хорошо поёт? Пойду, посмотрю». Он пошёл на голос. А голос приближался к нему. У Эмемкута застучало сердце. Он спрятался в дупло. Появилась поющая женщина. Это была лесная женщина Иянамльцах. Эмемкут посмотрел на неё и понял, что она красивей всех на свете. Он вышел из укрытия и сказал:
 — Красавица, я женюсь на тебе.
Иянамльцах сказала:
 — Подумай прежде, ведь я лесной человек. У меня ничего нет. Как по лесу хожу, так и замуж пойду.
О чём думать Эмемкуту? Такой красавицы не видел раньше, не увидит после... Он сказал:
 — О чём думать? Пойдём ко мне домой. Мне ничего твоего не надо.
 Пришли они вдвоём на стойбище. Сирим, сестра Эмемкута и Сисильхана, увидела красавицу. Прибежала она к Сисильхану и говорит:
 — Наш Эмемкут женился. Видел бы ты, какая жена у него красавица!
Сисильхан побежал к брату. Посмотрел. Потом спрашивает:
 - Где ты, брат, такую красивую жену нашёл?
 - В лесу нашёл, — отвечает Эмемкут. — Я охотник, в лес хожу, вот и нашёл.
Сисильхан позавидовал брату. Он подумал: «Я в лес не хожу, мне такой жены не найти. А брату досталась красавица!..» И задумал он забрать себе красивую жену брата. В тот же день послал сестру Сирим к Эмемкуту:
 — Пойди скажи брату, что я зову его в лес на медведя. Завтра с утра и пойдём.
Сирим пришла к брату.
 - Эмемкут, тебя Сисильхан зовёт в лес на медведя. Пойдёшь?
 - Пойду, — отвечает удалой Эмемкут.
Утром они пошли в лес. Пришли к медвежьей берлоге. Си­сильхан говорит:
 — Загляни туда, брат, посмотри: есть ли там медведи?
Эмемкут заглянул. Сисильхан сзади сильно его толкнул. Эмемкут упал в берлогу, а Сисильхан побежал домой. Медведи хорошо приняли Эмемкута. Медведица сказала:
 — Не трогайте этого человека. Брат хотел погубить его из-за красивой жены. Накормите человека мясом, дайте мяса с собой
и отпустите.

 
 Медведи накормили Эмемкута варёным мясом, дали мяса с собой и отпустили. Сисильхан прибежал домой и сразу послал сестру Сирим к красавице, жене Эмемкута.

 — Пойди скажи ей, что мы с Эмемкутом ходили на охоту. А он, бедняга, свалился прямо в медвежью берлогу. Медведи его разорвали. Скажи, что теперь я буду её мужем, пусть она идёт ко мне.
Сирим пришла в дом Эмемкута, кричит:
 — Эй, Иянамльцах, иди к Сисильхану, теперь он — твой муж. А Эмемкут погиб, его медведи разорвали.
Красавица говорит:
 — Никуда я не пойду от моего мужа.
Сирим смотрит, а Эмемкут-то дома! Сирим хотела убежать, а красавица говорит:
 — Подожди, Сирим, не уходи, мяса поешь. Вон Эмемкут сколько мяса принёс!
Сирим очень любила поесть. Села, начала есть. Долго ела, много съела. Тяжело ей стало. Встала и ушла. Сисильхан её заждался.
 - Что там случилось? — спрашивает.
 - Эмемкут вернулся, — отвечает Сирим.
 — Этот Эмемкут, наверное, бессмертный, — сказал Сисильхан.
Назавтра он опять послал сестру Сирим к брату.
 — Пойди скажи, что я зову его на охоту к волчьему логову. Спроси: пойдёт ли?
Сирим пришла к брату:
 - Эмемкут, тебя Сисильхан зовёт к волчьему логову. Пойдёшь?
 - Пойду, — отвечает удалой Эмемкут.
Они пришли к волчьему логову. Сисильхан говорит:
 — Если ты храбрый, загляни туда, посмотри, есть ли там волки.
Эмемкут заглянул. Сисильхан столкнул его в волчье логово. А сам побежал домой.
Волки хорошо приняли Эмемкута. Волчица сказала:
 — Не обижайте человека. Брат хотел погубить его из-за красивой жены. Накормите человека мясом, дайте мяса с собой и отпустите.
Волки накормили Эмемкута варёным мясом, дали мяса с собой и отпустили.
Сисильхан прибежал домой и послал сестру к красавице.
 — Пойди позови её, уж теперь-то Эмемкут не вернётся. Он упал в волчье логово.
Сирим пришла в дом Эмемкута, кричит:
 — Эй, Иянамльцах, иди к Сисильхану, теперь он твой муж. А Эмемкут не вернётся, он упал в волчье логово.
Глядь, а Эмемкут дома сидит, живёхонек, улыбается! Сирим хотела уйти, а он говорит:
 - Подожди, Сирим, мяса поешь. Мясо уже сварилось.
Сирим села. Наелась. Домой пошла. Сисильхан сердится:
 - Что так долго? Где Иянамльцах, где красавица?
Сирим отвечает:
 - Эмемкут вернулся. Мы мясо ели.
 — Неужели Эмемкут и вправду бессмертный? — сказал Сисильхан.
Назавтра он снова послал сестру Сирим к брату.
 — Пойди скажи, я зову его к проруби ловить гольцов (Голец — речная рыба из семейства карповых).
Сирим пришла к брату.
 — Эмемкут, тебя Сисильхан зовёт к проруби ловить гольцов. Пойдёшь?
 — Пойду! — отвечает бесстрашный Эмемкут.
Они поехали к реке. Подошли к проруби. Эмемкут заглянул в прорубь, а Сисильхан столкнул его в воду. Эмемкут пошёл ко дну, а Сисильхан побежал домой. «Наконец я от него избавил­ся, — думал по дороге Сисильхан. — Наконец красавица будет моей!»
Гольцы хорошо приняли Эмемкута. Жареной рыбой накор­мили. Говорят ему:
 — Оставайся жить с нами.
 — Нет, — говорит Эмемкут, — мне на землю надо, меня жена ждёт.
Гольцы помогли ему выбраться наверх. Дали с собой много рыбы. Силач Эмемкут еле-еле её до дому дотащил. Сисильхан в это время послал Сирим за красавицей.
 — Скажи ей: теперь уж Эмемкут погиб, теперь ей ждать некого.
Сирим пришла в дом Эмемкута, кричит:
 — Иди к моему брату, иди к Сисильхану, теперь уж тебе ждать некого!
Глядь, а Эмемкут опять дома. Сидит, улыбается, рыбы поесть приглашает:
 — Сейчас нам жена поджарит рыбы, садись, не спеши, сестра!
Сирим хотела отказаться, но не смогла: такая крупная и жир­ная рыба, и так много! Красавица поджарила рыбу. Сели есть. Сирим наелась, пошла домой.
 — Где ты пропадаешь? — сердится Сисильхан. — Где красавица?
Сирим отвечает:
 - Эмемкут вернулся. Много рыбы принёс. Мы жирную рыбу ели.
 - Что болтаешь? Я сам видел, как он утонул! — кричит Сисильхан.
 - Не веришь — пойди. И тебе рыбы дадут, — говорит Сирим.
 - Да, этот Эмемкут и вправду бессмертен, — тихо сказал Сисильхан. — И всё-таки я от него избавлюсь! Пойдём, сестра, в лес. Выкопаем там яму-пропасть. Пусть он в этой яме живёт вечно!
Сисильхан и Сирим пошли в лес. Много дней они копали яму-пропасть, вытаскивали друг друга на длинном аркане. Потом укрыли яму ветками и травой. Снова Сисильхан позвал Эмемкута в лес на охоту. Снова с ним пошёл храбрый и доверчивый Эмемкут. Сисильхан столкнул брата в пропасть. И побежал домой. На стойбище он сказал, что Эмемкут умер в лесу. Краса­вица Иянамльцах говорит:
 — Я его разыщу и оживлю.
Она ушла в лес. Нашла яму-пропасть, в которой лежал её муж. Потом пошла к медвежьей берлоге, позвала на помощь двух медведей. Медведи свалили несколько деревьев и опустили их в яму. Удалой Эмемкут выбрался наверх по деревьям. Они с красавицей сели на медведей и поехали на стойбище. Сисиль­хан и Сирим встретили их как ни в чём не бывало. Эмемкут говорит:
 - Что, хотите покататься на наших медведях?
 - Хотим! — говорит завистливый Сисильхан.
 
 Эмемкут и красавица Иянамльцах слезли с медведей. Вместо них на зверей сели Сисильхан и Сирим. Эмемкут сказал мед­ведям:

 - Отвезите их так далеко в лес, чтобы они никогда не вернулись.
 - Прости нас, храбрый Эмемкут! Пожалей нас, добрый Эмемкут! — закричали Сисильхан и Сирим.
Эмемкут сказал:
 — Живите одни в лесной глухомани, где нет людей. Там некому завидовать и некого убивать.
Медведи отнесли завистливого Сисильхана и его сестру Си­рим в глухомань. А Эмемкут стал спокойно жить с лесной краса­вицей Иянамльцах.

Источник: Сказки народов Сибири, Средней Азии и Казахстана./ Сост., вступ. статья и словарь А.И. Алиевой; художник Е. Попкова. – М.: Детская литература, 1995. – 608 с. – (Сказки народов мира в 10 томах, т. Х)

ДЕРЕВЯННЫЕ НЕВЕСТЫ
(Пересказ для детей Н. Гессе и Г. Задунайской, художник Е. Попкова)
 
 Жил когда-то охотник Кутха из рода ворона. Была у него жена Мита, два сына и дочь. Ходил Кутха зверя промышлять, рыбу ловил — хорошо жили.

Однажды отправился Кутха на морской берег сивучей бить. Их лежбище далеко было, за ручьем, что в море впадал. Под вечер только к тому месту добрался и заночевал там.
К утру поднялся сильный ветер. Морской вал запер воду в ручье, забурлила вода, разлилась широко. Был ручей — стала река, не перейти ее. На лодке бы переехать, да лодки у Кутхи нету. Худо! Придется ждать-пережидать, пока ручей в берега войдет.
И сивучей нет. Видно, в море ушли. Сидит Кутха, скучает, делать ему нечего. Тут как раз волны выбросили на берег большую деревину, прямо к ногам Кутхи ее подкатило. Вынул Кутха нож, стал ножом баловаться.
Ковырнул раз, ковырнул два — глаза получи­лись. Обтесал сучок — нос торчит, прорубил щель — вот тебе и рот, с губами, с зубами.
 — Однако, хорошая игрушка выходит! — сказал себе Кутха. — Надо ее как следует сделать.
Принялся острым лезвием осторожно водить. Тонкую стружку снимает раньше, чем нож в дерево воткнуть примерится. Целый день провозился. К вечеру смастерил. Ай да Кутха, молодец! Какую красивую девушку из деревины вырезал!
Ночь проспал. Наутро смотрит — ручей еще больше вздулся, еще шире разлился. Хорошо, жена Мита Кутхе в мешок еды с запасом положила.
Поел Кутха. По берегу походил — нет сивучей, как не бывало. Зато еще одно бревно волной на берег выкинуло.
 — Эх, сделаю вторую девушку, чтоб первая не скучала!
И опять за нож взялся. Целый день трудился, будто жизнь свою спасал. Кто ему велел, кто зас­тавлял? Сам себе велел, своя охота заставляла!
К вечеру вырезал девушку, может, лучше пер­вой, может, не лучше. Обе красивые! Словно родные сестры, друг на друга похожи. Кутха им даже имена дал. Ту, которую вчера вырезал, Синанёвт назвал, которую сегодня — Амзаракчан.
И на следующий день не пришлось Кутхе домой вернуться — все ручей не пускал. Скучно ему. Пос­мотрел он на свои игрушки, вздохнул, сказал:
 — Вот две девушки передо мной, а поговорить не с кем!
 — С нами поговори! — девушки сказали.
Удивился Кутха, обрадовался. Значит, хорошо он их вырезал, если ожили! Поговорил он с деву­шками, еду последнюю из мешка вынул, на три части разделил: одну себе взял, две перед ними положил.
 — Ешьте! — говорит.
 — А как есть? Мы не умеем,— отвечают девушки.
Кутха их есть научил, ходить научил, плясать научил. День до вечера совсем незаметно прошел. Стемнело. Кутха девушкам говорит:
 — Спите!
И сам заснул.
Утром проснулся, видит: ветер улегся, море успокоилось, ручей в берега вернулся. Домой идти можно. Кутха собрался, пошел. На прощанье деву­шкам сказал:
 - Вы тут живите. Я к вам скоро приду.
 - Скорей приходи! — девушки ответили.
И, правда, не долго ждали. Прибежал Кутха, принес им всякой еды. Накормил, поиграл с ними.
Так вот и повелось у Кутхи: день-два поохо­тится, на третий — к своим игрушкам, деревянным девушкам, идет. Жена его Мита сердиться стала:
 — Куда надолго уходишь? Где пропадаешь? Еды с собой много берешь, добычи мало приносишь!
Кутха ничего не ответил, опять уходит. А Мита еще больше злится, еще громче его ругает. Кутхе это не нравится, он тоже сердится. На жену рассер­дился и на девушек рассердился:
 — Я вот вас кормлю, а жена меня ругает! И зачем я вас сделал?!
Обиделись деревянные девушки. Та сестра, что на один день старше, сказала младшей сестре:
 — Не ешь его еду.
 - Не стану есть,— говорит младшая.
Кутха испугался:
 - Ешьте, ешьте!
 — Не будем,— отвечают.— Есть твое не будем и играть с тобой не будем!
К ним шел Кутха хмурый, как туча с дождем, назад возвращался мрачный, как туча с громом.
А девушки, едва Кутха ушел, принялись ягоду голубику собирать. Собирают ягоды, одну к другой кладут. Столько набрали, что сложили большого кэлеюнгэ-кита.
Лежит голубичный кит — как настоящий, только плавниками не шевелит, хвостом не бьет. Сказали ему сестры:
 — Мы сами деревянными были — живыми стали. Оживи и ты, голубичный кит!
Тут кит плавниками забил, хвостом шевельнул. Сели на него сестры и уплыли в море.
Плывет кит по морю вдоль берега, мыс огибает, где Кутха живет. Мита увидела, Кутхе закричала:
 — Смотри, муженек! В море кэлеюнгэ-кит плывет! Кто-то на спине у него сидит.
Кутха выскочил, посмотрел — и правда, кто-то у кита на спине сидит.
«Не деревянные ли это мои девушки-игрушки?» — подумал и к ручью побежал.
Нет там девушек. Значит, они это были. Досадно стало Кутхе. Его игрушки, сам их сделал, а они ушли, не сказали, не спросились! Как же найти их теперь?
А кэлеюнгэ-кит все плывет. В открытое море ушел.
 — Земли отсюда не видать,— сказала старшая сестра младшей. — Пойди к голове кита. Она высоко над водой вздымается — может, оттуда прибрежные скалы увидишь.
Пошла Амзаракчан на голову кита, как на гору, взобралась. Осмотрела все кругом — нет суши ни вблизи, ни вдали.
Сколько-то еще плыли. Пошла старшая сестра Синаневт к хвосту кита. И оттуда земли не уви­дала.
 — Неужели мы водяными девушками, морскими женщинами стали? — говорят друг другу сестры.
Но тут буря поднялась, ветер с открытого моря к берегу задул. Понесло кэлеюнгэ-кита к земле. Быстро понесло. Не успели девушки бури испу­гаться, как большая волна кита на сушу выбросила. Рассыпался кит — раскатилась ягода голубика по каменистому берегу. Ту ягоду сестры потом долго меж камней собирали и ели.
Они на этом месте жить остались. Пустынное здесь место было. Никого кругом — ни зверя, ни человека. Скучно девушкам, о чем говорить, не знают — много ли они в своей короткой жизни видели. Молчать еще скучнее.
 - Помнишь, Кутха рассказывал, что людям сны снятся? — говорит старшая сестра.
 - Помню, помню! — говорит младшая.— Если сладкую траву кипрей под голову положить, плохие сны снятся, а траву шикшу положить — хорошие.
 - Давай и мы так сделаем,— сказала старшая,— увидим сны, друг другу рассказывать будем.
Синаневт себе кипрей под голову положила, Амзаракчан — шикшу. Утром проснулись, одна кричит:
 - Я расскажу!
Другая кричит:
 - Я расскажу! Мне хороший сон снился.
И принялась рассказывать. Приснилось ей, будто они с сестрой тучками стали. По небу плы­вут, на землю смотрят. Видят, как охотники за зве­рем гонятся, как люди в лодках рыбу ловят, как женщины хворост собирают, как играют дети.
 — И правда, хороший сон тебе, Амзаракчан, приснился, веселый! — сказала Синаневт и начала свой рассказывать.
Приснилось ей, будто она снова деревом стала, в лесу растет. Все понимает, а с места не сдви­нуться. Ноги-корни глубоко в землю ушли. Руки-ветки под ветром колышутся, а сами ни до чего дотянуться, ничего взять не могут.
 — Видишь, какой плохой сон мне приснился! — говорит.— Теперь я шикшу под голову положу, а ты — кипрей.
Ночь проспали, утром опять одна другой сны рассказывают.
Амзаракчан вот что увидела. Сидят два воро­ненка в гнезде. Уже подросли, крылья у них окрепли. Хотят из гнезда вылететь, а старый ворон их не пускает. Крыльями бьет, когтями царапает. И еще смеется над воронятами: «Кар-р, кар-р» — клюв разевает до самой глотки.
 — Не нравится мне твой сон,— сказала Синаневт. — Жалко воронят. Зато я хороший сон видела. Вот послушай. Будто кругом меня люди. Я огонь развожу, огня не боюсь. Пищу готовлю в котле. Вода кипит, булькает. Пар под котлом вкусным пахнет, вкуснее той еды, что Кутха нам приносил.
 - Правда, хороший сон! — сказала Амзаракчан.— Знаешь, Синаневт, давай обе будем одни хорошие сны видеть. И ты, и я станем шикшу подкладывать под голову.
 - Ладно,— согласилась сестра.
Только не пришлось им больше друг другу сны рассказывать. В этот же день много такого случи­лось, что и во сне не приснится.
С одного края леса выбежал на полянку олень, с другого края выскочил медведь. Стали они биться. Олень старается крепким копытом медведя уда­рить, рогом его пропороть. Медведь на задние лапы вздыбился, ревет, норовит оленю хребет сломать.
Синаневт и Амзаракчан за кусты спрятались, к дереву прижались. Смотреть страшно и глаз отор­вать нельзя.
Рассказывать долго, а недолгой битва была. Упали на землю медведь и олень. Мертвыми упали. Олень медведя острым рогом пронзил, медведь оленя тяжелыми когтистыми лапами задрал.
Девушки к мертвым зверям подошли. Амзарак­чан говорит:
 - Жалко мне оленя!
 - И медведя жалко,— говорит Синаневт. — Только знаешь, сестра, может, это к лучшему. Зима уже настала, мы с тобой замерзнем. Давай шкуры с них снимем, выскоблим, себе жилище сделаем.
Амзаракчан сняла шкуру с оленя, скоблит, тру­дится. Синаневт медвежью шкуру сучком вспорола, тоже скоблить принялась. Вдруг разом обе подняли головы, прислушались: кто-то идет, снег скрипит у кого-то под ногами.
 — Кутха это! — закричала Синаневт.— Давай спрячемся под шкурами, чтобы он нас не узнал.
Натянули они на себя шкуры. Синаневт — медвежью, Амзаракчан — оленью. Кутха на поляну вышел, увидел медведя, испугался и убежал.


 Сестры одни на поляне остались. Посмотрела Синаневт на Амзаракчан: не младшая сестра перед ней, а легконогий олень с ветвистыми рогами. По­смотрела Амзаракчан на Синаневт, видит: не сестра это, а большая злая медведица. Страшно ей стало.

Медведица кричит:
 — Убегай поскорей! А то брошусь на тебя, загрызу. Я и вправду медведицей сделалась!
Олень-Амзаракчан закинула рога на спину, пом­чалась прочь. Копыта ее искры из камней высе­кают. Широкий круг обежала и назад вернулась — жалко с сестрой расставаться.
Глядит: медведица-сестра веревку из морской травы себе на шею накинула, другим концом к дереву привязалась. На веревке вокруг дерева ходит, на младшую сестру — оленя зубы злобно оскалила.
 — Зачем вернулась?! — рычит.— Я тебе сказала: прочь уходи!
Опять убежал олень. Совсем убежал в тундру. Мимо мыса, где жил Кутха, быстрее птицы про­несся. Никто его не заметил, только младший сын Кутхи, Сосыльхан, увидел. И людям рассказал.
Люди живо на охоту собрались. Запрягают в легкие нарты ездовых оленей. И Сосыльхан у своего отца Кутхи оленей просит. А Кутха из рода ворона оленей не дает да еще над сыном смеется:
 — Куда тебе с людьми! Неловкий ты! Охотиться еще не научился!
Нет оленей — Сосыльхан двух мышат поймал и запряг их в корытце. Сам в корытце сел, лук со стрелами на колени положил, мышат вперед погнал. Увидели это люди, хохочут-надрываются:
 — Далеко ли на мышатах уедешь?
Сосыльхан молчит, мышата во всю мочь несутся. Меж скал на морском берегу оленям не пройти, объезжать надо. Сосыльхановы мышата всюду пролезают, корытце через любую расселину протаскивают. Сосыльхан первым в тундру выехал, первым оленя увидел. Натянул лук, пустил стрелу с кремневым наконечником — убил оленя.
Тут только люди подъехали на своих нартах, видят: Сосыльхан хочет оленя пластать. Не дали ему, сами вынули ножи. Начали пластать — не могут: ножи ломаются. Тогда Сосыльхан со своим ножом к оленю подступил. Едва разрезал шкуру на брюхе, оттуда, как из воды, красавица девушка вышла.
Люди девушке говорят:
 — На какие хочешь нарты садись!
Она мимо всех нарт прошла, у Сосыльханова корытца остановилась, сказала:
 — Он меня добыл, с ним и поеду!
Только села в корытце — корытце нарядными нартами сделалось, мышата пестрыми оленями обернулись. Сорвались с места, понеслись. Люди со стыдом сзади тащатся.
Сыру, сестра Сосыльхана, смотрит в окно: снег метет. Выскочила, воду носит, сухую траву запа­сает. Ой, пурга идет, сколько дней выйти нельзя будет!
А это и не пурга вовсе. Это Сосыльхан со своей невестой домой едет. Снег из-под копыт его оле­ней в стороны летит, за нартами метелицей зави­вается.
Кутха гостей на свадьбу сына созвал. Много людей пришло. Звери из тундры, из леса при­бежали, птицы прилетели, рыбы к мысу подплыли. Сыру, сестра Сосыльхана, сказала:
 — Брат мой лучше всех мужчин на свете, и жена его, Амзаракчан, как месяц блестит, как солнце сияет!
А Кутха на жену сына смотрит, молчит — то ли узнал свою игрушку, то ли не узнал деревянную девушку, сам знает, ничего не говорит.
По-хорошему зажили Сосыльхан и его жена. Однако замечает Кчиллю, старший брат Сосыль­хана, что грустна молодая женщина, плачет втихо­молку, вздыхает.
 - Что с тобой? — спрашивает.— Какое горе тянет?
 - По сестре горюю, скучно мне без нее.
 - А где же твоя сестра?
 Медведицей она стала. Чтобы никому зла не причинить, привязала себя к дереву, сидит на морском берегу одна.
Кчиллю к отцу своему, Кутхе, пошел — оленей просит. Кутха не дает:
 — Нечего без дела оленей гонять! Дома сиди.
Тогда Кчиллю по следу младшего брата отпра­вился. Поймал двух мышат, в корытце запряг, к морскому пустынному берегу упряжку направил.
Люди из селения Кутхи увидели это, говорят:
 — Недаром Кчиллю на мышатах куда-то собрался. Видно, за дорогой добычей. Поедем и мы за ним.
Запрягли в нарты оленей, поскакали. Обогнали мышиную упряжку, раньше Кчиллю на морской пустынный берег поспели. Увидели большую медве­дицу на веревке у дерева. Стали в нее стрелы пус­кать. Отскакивают от нее стрелы, разбиваются каменные наконечники. Кончились у охотников стрелы, а подойти к медведице, схватиться с ней боятся.
Тут как раз Кчиллю приехал. Одну только стрелу пустил — упала медведица мертвой. Бросились охотники к убитому зверю. Вынули ножи — шкуру с него снимать. Все ножи переломали, ни­чего сделать не могут. Кчиллю подошел, ножом прикоснулся, шкура под лезвием сама надвое рас­падается. Едва брюхо надрезал — оттуда, как из воды, красавица девушка вышла. Люди закричали:
 — К нам садись! На наши красивые нарты!
Девушка мимо всех нарт прошла, у мышиной упряжки остановилась, сказала:
 — Кто меня добыл, с тем и сяду!
Села в корытце. Уже не корытце это, а наряд­ные нарты. И не мышата в них запряжены, а быстрые ездовые олени. Разом олени с места сорва­лись, далеко позади себя все упряжки оставили.
Вдоль селения олени Кчиллю несутся, из-под копыт снег летит, за нартами метелицей зави­вается. Жена Кутхи, Мита, своей дочке говорит:
 — Эй, Сыру, пурга идет! Наноси воды, сухой травы натаскай! Сколько дней из дому выглянуть нельзя будет!
Вышла Сыру, но воды носить не стала, не стала таскать сухую траву. Недолго ждала — показались над поземкой ветвистые рога ездовых оленей. Оста­новилась упряжка у самого дома. Это старший ее брат Кчиллю молодую жену привез!
Посмотрела Сыру, сказала:
 — У младшего брата, Сосыльхана, жена красивая, а у старшего, Кчиллю, вдвое красивее. Мне бы такой быть!
Тут выбежала из дому Амзаракчан, бросилась к Синаневт. Обнялись сестры, от радости засмеялись, потом заплакали, потом опять засмеялись. Так, смеясь и плача, в дом вошли.
Опять Кутха гостей созвал. Люди пришли, звери прибежали, птицы прилетели, рыбы приплыли. Ели, пили, веселились, жену Кчиллю хвалили.
А когда разошлись все, Кутха спросил у жен сыновей тихонько, чтобы никто больше не слышал:
 — Вы зачем от меня убежали?
Ответили сестры:
 — Ты нас из дерева вырезал, мы живыми стали. А ты с нами как с игрушками играл, от людей прятал, едой попрекнул.
Стыдно сделалось Кутхе, он голову опустил. Потом сказал:
 — Однако, хорошо вышло. У сыновей моих теперь красивые жены есть.
Все вместе зажили. Счастливо жили.























Комментариев нет:

Отправить комментарий