Художественный мир Сибири

Субраков Р.И. Сказ "Хан-Тонис на темно-сивом коне".

Сибирская земля богата талантливыми живописцами, создающие оригинальные художественные произведения, отражающие своеобразную красочность природы огромной сибирской земли и древний, духовный мир проживающих здесь народов. Приглашаю всех гостей блога к знакомству с уникальным искусством коренных народов Сибири, Крайнего Севера и Дальнего Востока, их фольклором, а так же с картинами сибирских художников, с коллекциями, которые хранятся в музеях и художественных галереях сибирских городов.

четверг, 25 февраля 2021 г.

О хакасском хайджи Кадышеве Семене Прокопьевиче

Расскажи мне, камень, о хайджи
О хакасском хайджи Кадышеве Семене Прокопьевиче

Автор текста: Людмила Алимова

Что же ты молчишь, потемневший от времени чатхан? Тебе ли, королю хакасских музыкальных инструментов, быть музейным экспонатом? Что же замерли струны твои?

Расскажи нам о седом хайджи...

Макет пямятника Кадышеву. Выполнил Вячеслав Кученов.
https://moyaokruga.ru/img/image_big/fcaa97a5-cc3d-4a97-9832-068a7cb4779e.jpg

Я сравнить готов
С чудо-кедрами
У людей-творцов
Души щедрые.
( С.П. Кадышев)

…Задаю и задаю я всевозможные вопросы чатхану, все еще помнящему тепло мудрых пальцев Семена Прокопьевича Кадышева. И чудится мне, что тихо-тихо зазвучали струны:

Сколько дней и ночей прошло,

Сколько воды в ручьях утекло,

Сколько дождей из туч пролилось,

Сколько померкло и вспыхнуло звезд...

Былое назад не вернуть...

Это вспомнили струны героическое сказание «Албынджи», а о самом хайджи сказывать не желают. Да, старый чатхан, много сказаний и тахпахов ты знаешь, лишь о хозяине своем тайну хранишь. Пойду я к Белому Июсу. Быстрый говорливый ручей, расскажи нам о седом хайджи.

Так же Белый Июс будет волны клубить,

Так же солнце сиять будет слитком огня.

Будут люди и песни слагать, и любить.

Только с ними в то время не будет меня...

Но ручей прожурчал торопливо:

Я не тот Белый Июс, что был в прошлом веке,

Я не тот Белый Июс, что был вчера,

Я каждый час и каждый миг другой,

Я помню только вас сейчас и больше никого,

Спросите у того седого валуна...

Может быть, ты, древний камень, расскажешь нам о седом хайджи?

Долго молчал камень, собирая и запоминая все последние новости, рассказанные горным ручьем, и наконец сказывал.

СКАЗ ВАЛУНА. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Музей, расположенный в аале Трошкин. Музей небольшой, но интересный. Его директор Валентина Ильинична Дьяконова.  https://kras-yar.livejournal.com/76338.html

— Я много лет живу в Белом Июсе, много воды мимо меня утекло, много историй и рассказов я выслушал, слышал я и о хайджи, о хайджи в шести поколениях.

Был такой степной богатырь Хадыс, не только силой он славился, но и песнями звучными и чатханом певучим, да и сказки сказывал мастерски. От него и пошел степной род Кадышевых, и в каждом поколении этого рода были хайджи. В 1785 году родился у Хадыса сын Сорташ, который тоже сказывал сказки богатырские. А в 1810 году у Сорташа родился сын Пугачах — знаменитый'сказитель, слава о нем летела быстрее, чем может бежать вода в Белом Июсе. В каждом доме были рады ему, а долгими зимними вечерами особенно.

Из пяти сыновей Пугачаха двое тоже не расставались с чатханом и хомысом. Никита стал певцом (тахпахчи), а сын Тюке — хайджи. Тюке и в жены себе взял дочь известного сказителя Ирепина Байдошева — Анчу Байдошеву. Говорят, Анча сказывала сказки не хуже, а даже лучше мужа своего, и сына своего Прону научила. Но самым внимательным слушателем ее был внук Семён.

 - Постой, мудрый камень, не о Семене ли Прокопьевиче Кадышеве ты упомянул? Если речь идет о нем, нельзя ли подробнее...

 - И куда вы все спешите, люди, перебиваете, речь не дослушав. Да, о том самом Семене Кадышеве и сказываю. Родился этот мальчик на рассвете, когда деревья примеряют золотые наряды, но еще не роняют листву.

(Отмечаю про себя, что это было 14 сентября 1885 года — прошлый век!)

Говорят, криком своим младенец разбудил всю деревню Тарча (Трошкино Ширинского района), и с тех пор его голос здесь не забывали. Старшим был в большой семье Семен, поэтому рано стал брать Прона Кадышев своего сына на охоту. Любознательный мальчик учился слушать голос тайги и гор, чувствовать дыхание земли, окружающей его — будь то седые островерхие тасхылы или широкие степные просторы внизу, — все это было близко ритму его собственного сердца.

Любуйтесь красотою высоких гор,

Вдыхайте запах степных цветов,

Слушайте говор прохладных ручьев! —

говорил Албынджи и спускался ко мне с гор, и я почувствовала, что сама превращаюсь в воду, растворяясь в Белом Июсе.

 - О, прости меня, седой валун, под твой монотонный сказ и под журчанье ручья смежила я веки, и ушла в мир снов, и приснился мне богатырь Албынджи — о нем читала я в сказаниях Семена Прокопьевича Кадышева.

 - Да, сказывал о подвигах Албынджи Семён -хайджи. Но первой сказкой, которую он слышал в детстве от отца, было сказание «Алтын Теек». Много раз потом мальчик просил отца рассказать о подвигах Алтын Теека, благородного богатыря, рожденного кобылицей. Алтын Теек, который оберегал маленького сироту Аи Ханата, вырастил из него настоящего мужчину и даже нашел для него невесту — он стал на всю жизнь для Семёна примером человеческой красоты и благородства.

Так и рос мальчик Семён в мире сказок окружавшей его природы да в мире сказов отца и бабушки. Но земля по берегам Белого и Черного Июса всегда славилась певцами, то ли горы тому способствовали, то ли реки.

Хакасский хайджи Кадышев С.П.

В Тарчи за 40 километров часто приезжал из улуса Ошколя знаменитый певец и хайджи Хара Матпый Балахчин со своим двухструнным хомысом. Хомыс пел и плакал в руках мастера и почти человеческим голосом сказывал вместе с Хара Матпыем известные эпосы хакасского народа, такие как «Хан Кичегей», «Алтын Тапа», «Албынджи (Хулатай)», «Алтын Арыг», «Белый жеребец и синий жеребец» и многие другие. Я все их помню, но если начну рассказывать, ни один день тебе придется сидеть, человека дочь, на этом берегу. Да, умел сказывать Хара Матпый эпосы — в особо трагических сценах его сильные напевы заставляли ронять слезу любого, слушавшего пение его...

И вдруг замер мой камень, то ли вслушивался в окружающие ритмы, то ли пытался вспомнить виртуозную игру на хомысе Хара Матпыя. А я тихо сидела и ждала.

— Был еще Хара Чакым из улуса Хызыл Хае (п. Озерный Ширинского района), он был так же беден, как Хара Матпый, но шутками своими он разгонял мрачные тучи с ликов людей. А когда в руки он чатхан и хомыс брал, оживали герои сказаний и собравшийся народ не только слушал, но и видел все, о чем сказывал хайджи. Особенно живо представлялся бег коня. Казалось, слышишь топот коня богатырского и видишь путь его через горы, реки и степи. Так сказывал Хара Чакым такие эпосы, как «Хан Кичигей», «Хайга Чечин», «Хан Тонис» и многие другие...

Внимательно слушал молодой Семён сказителей, вбирая в себя все самое лучшее, что окружало его... Лет с десяти-одиннадцати, возвращаясь с охоты, рассказывал мальчикам-сверстникам запомнившиеся сказания и сказки. У тетки своей, Матрены Шигалаковой, учился озвучивать чатхан, познавая тайну расположения лодыжек-косточек. Пытался проиграть некоторые не очень сложные мелодии Хара Матпыя. Немало дней прошло и немало воды утекло, прежде чем смог «оседлать» «норовистого коня» (чатхан) молодой Сомон: «оседлав же его», больше уже не выпускал поводья. Все чаще и чаще он брал в руки чатхан, играя своим сверстникам, а с хомысом ходил даже на охоту.

Но охота не могла прокормить большую семью Кадышевых, и пятнадцатилетний Семен начал новый век у золотопромышленника Иваницкого, золото из чрева земли добывая. Грустные песни рождались под лопатой и киркой: о тяжкой участи земли-кормилицы, о нелегком труде и безрадостной жизни своих земляков. Но не забывал и воспевать красоту окружающих его гор и степей, красоту людей, живущих рядом с ним.

Если пахота увлажнена,

Это значит — на степи весна.

Если умный говор слышу я,

Значит — есть хорошие друзья.

Если же стерня увлажнена —

Осень на степи, а не весна.

Друга речь, когда разумен он,

Хороша в году для всех времен...

Я уже не понимаю, то ли камень мне цитирует песни Хайджи, или они вышли из глубины моей памяти. А валун шепчет мне: «Приходи завтра, приходи завтра...»

СКАЗ ВАЛУНА. ДЕНЬ ВТОРОЙ

В этом доме жил в Трошкино Кадышев С.П. https://kras-yar.livejournal.com/76338.html

 - Добрый день, почтенный камень, решила еще раз нарушить твое безмолвие. Ты живешь уже много веков, может, расскажешь о появлении такого инструмента, как чатхан?

— Что ж не рассказать, расскажу тебе, любопытная дочь человека. Уже давно мне, седому старику, никто вопросов не задавал. А ведь знаю я, ох как много.

Давным-давно, рассказывают, было. Жил старик-пастух по имени Чатхан. Много скота было у бая, много работало на него чабанов и табунщиков, трудная была их жизнь: одни заботы без радостей. Долго думал Чатхан, как облегчить унылую жизнь бедноты, и придумал: изладил из дощечек длинный и узкий ящик, натянул вдоль волосяные струны и начал играть на них. От этих звуков у людей сладко замирало сердце, птицы складывали в полете крылья, табуны коней в степи поднимали го­ловы и слушали. Стоило старику тронуть струны, как собирались разбредшиеся отары. Жизнь пастухов стала веселой и легкой.

Однажды враги украли волшебный инструмент. Но сын старика — Хайджи сумел вернуть его своему народу и вместе с ним — хорошую жизнь. Инструмент по имени старика так и зовется чатханом, а лучших певцов по имени его сына называют теперь хайджи.

И не каждому хакасскому певцу и рассказчику выпадает такая честь называться хайджи — народным сказителем. Этого звания достойны лишь те, кто может оживить передаваемые веками из уст в уста богатырские сказания и песни, оживить виртуозной игрой на чатхане и хомысе, мастерством импровизации, неподражаемым пением и беззаветным служением своему народу... Вот кто такой хайджи.

Белое облако звуком пронзает

Мой шестиструнный чатхан.

Голос хайджи в глубь сердец проникает,

Дар ему песенный дан.

Синюю тучу чатхан семиструнный

Рокотом звонким пронзит.

Много сердцам вдохновенным и юным

Песня хайджи говорит.

Теплые ливни посыпались разом —

Всюду трава зелена.

Русский, хакас — мы народы России,

Родина наша сильна.

Снова откуда-то из глубины земли, а может, из синих высот неба слышу речитативный хай (особое пение гортанным звуком, почти на одной басовой ноте), которому вторит шестиструнный чатхан. Это, наверное, после долгого прослушивания кассет с хайджи, мне теперь в каждом шорохе чудится гортанное пение.

 - Нет не чудится тебе, это я делюсь с тобой звуками своей каменной памяти, не только рассказы, но и песни и сказания помню, которые ветер приносил с улусов на берег Белого Июса. И эта песня, услышанная от хайджи Семёна — записана в моей памяти навечно...

 - О, мудрый камень, расскажи мне еще об этом великом хайджи...

 - Но великим он стал не сразу... Сначала это был молодой «ырчи Семён» — «певец Семен». А лет с двадцати пяти он по-настоящему стал учиться искусству сказителя-хайджи. Семён все чаще становился победителем на традиционных айтысах (состязаниях) чатханистов, и в долинах рек Белого и Черного Июса заговорили о молодом хайджи, достойном преемнике своих дедов. Ведь чтобы долгими часами сказывать дошедшие из глубины веков эпосы, надо быть виртуозным импровизатором. А это мастерство оттачивалось именно на таких айтысах (состязаниях), где певцы экспромтом создавали тахпахи в ответ другому певцу.

Белый гоголь плывет по речной быстрине,

Все равно посмотрю, хоть стрелять и не стану.

Чернокосая, нежная нравится мне,

Хочу смолчу о любви, но на девушку гляну.

Сизый гоголь плывет через плес голубой,

Хоть стрелять и не буду, найду его взглядом.

Если век не придется прожить с дорогой,

Все равно хоть минутку побуду с ней рядом.

Потомки хранят дом своего хайджи. https://kras-yar.livejournal.com/76338.html

Да, дело молодое. О чем же, как не о любви, петь молодым долгими зимними вечерами после тяжелой работы. Прекрасны песни о любви, о любви рассказывают и хайджи в своих эпосах. Я слышал, что любовь — это божественное состояние, это огонь. Но, видимо, я настолько стар, что забыл это чувство...

— Не переживай, милый валун, все возвращается на крути своя, значит, и ты доживешь до своей молодости и любви...

—Может быть, может быть. Только вы, люди, завершаете свой круг очень быстро, а камни смыкают круг тысячелетиями.

Вот и Семён незаметно из мальчика вырос в мужчину, годы нелегкого труда лишь закалили его да отточили его мастерство хайджи.

Жизнь людей пролетает быстро, как стрела, но не берегут они счастливые мгновения, а бездумно тратят его на раздоры и войны. Пришла война и в наши края. Сменил тогда Сомон свой чатхан на оружие и ушел в тайгу, но не соболя стрелять, а в таких же людей. Таковы законы человеческих войн, таковы законы партизанских троп. Люди оружием, а не айтысом доказывают свою силу и правоту.

Мы лыжи легкие возьмем,

Они коней заменят нам.

А отдых наш в лесу глухом,

Мы свой ночлег устроим там.

Вершины синие тасхылов

Мрачны, как грозовые тучи.

Удар бандитской своре с тыла

Мы нанесем с утра могучий.

Шла гражданская война. Сначала партизаны воевали с колчаковцами, а потом уже освобождали золотой рудник «Богом дарованный» («Коммунар») от банды Соловьева. Говорят, и в банде были хорошие люди. В такой войне правы все и никто не прав.

Но любая война когда-либо кончается, и снова оружие берут в руки лишь охотники: все возвращаются к мирному труду.

Доверили односельчане «хайджи Семёну, сыну Проны» быть председателем сельского Совета. Нелегкое это дело, хлопотное. Да и грамоте обучался маловато, лишь один год занимался с ним в детстве ссыльный из Петербурга — вот и все образование. Но тот далекий учитель предрекал мальчонке большое будущее. И он был прав: служение своему народу — вот самое большое предназначение человека.

Но ни войны, ни ответственная работа не смогли увести Семена Прокопьевича от чатхана, от сказаний. И снова за окном сгущаются зимние сумерки, а в уютной теплой избе собрались слушатели, чтобы вместе с хайджи отправиться в путешествие по далеким мирам богатырских сказаний.

Комнату заполняет вольный степной мотив, звук на струнах чатхана жестко не фиксируется — он плывет, гуляет безбрежно среди далеких синих вершин — тасхылов. Степи хакасские — это не равнинные просторы, они стелятся на увалах и пригорьях. А увалы не округлые холмы, но вздыбленные причудливые горбы, гребни волн морских, застывшие камнем навеки. То здесь, то там на могильниках устремленные в небо камни, словно солдаты, стерегут покой и безмолвие тех, кто закончил еще один круг на этой древней земле.

А голос певца звучит то приглушенно, даже хрипловато, а потом, словно выпущенная на простор птица, набирает силу и гремит, заполняя собой окружающее пространство, погружая слушателей в мир сказок и сказаний.

Где-то алып-богатырь скачет по степи на быстром коне. И в голосе певца слышен и ритм цокающих копыт, и видится ковыльная седина времен. Ведь то скачет Алып-Саян, живущий у горного хребта со времен сотворения мира, и реки только начинали свой бесконечный бег от седых тасхылов... А вот еще алып-богатырь появился в степном краю. Это Алып-Тас из Алтая прискакал на взмыленном коне за помощью. Черный батыр Кара-Мос пришел на землю алтайскую и желает увести несравненную сестру Алып-Таса — Алтын Арыг (Чистое Золото).

И вдруг чатхан зазвучал нежно, переборы струн становятся чистыми и серебристыми — это Алтын Арыг поет свою песню. И разглаживаются морщины стариков, светлеют лица слушателей.

— А-а! Ыых! — выражают восторг и гнев рядом с хайджи сидящие.

И много часов, много ночей длится распевный сказ... Сказитель поет, а потом декламирует пропетое. Голос усиливается в начале стиха и тает, растворяется в конце его, интонация то повышается, то уходит в глубины, то протяжно звучат долгие гласные, то темп исполнения — словно быстро скачущие кони переходят в галоп. И слушатель попадает в это бескрайнее море сказания, как на волнах качаясь в ритме звуков...

Не таким уж молчаливым оказался древ­ний камень. Слушать мне его рассказов и не переслушать.

 - Скажи мне, о мудрейший из всех камней, как может хайджи запомнить столько сказаний и тахпанов? Ведь один только эпос многие часы сказывается.

 - Не льсти мне, глупая дочь человека. Зачем хайджи все это помнить, если об этом помнят горы, деревья и ветер? Хайджи должен научиться это видеть и показать другим. Вот кто такой настоящий хайджи. А ты говоришь: запомнить. Нет, не быть тебе хайджи, и для тахпахчи голос твой слабоват...

 - Но не обо мне речь идет, дорогой валун, а о Семене Прокопьевиче Кадышеве. И не собираюсь я быть хайджи.

 - И снова ты не права, светловолосая. Нет звания почетнее в народе, чем звание сказителя-хайджи. И каждый должен хотя бы попробовать мудрые речи сказывать.

 - Согласна я с тобой, древний камень. Но поведай мне: что же дальше было с Хайджи?

Приходи завтра. Приходи завтра.

СКА3 ВАЛУНА. ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Экспозиция в музее. https://kras-yar.livejournal.com/76338.html

 - Многих лет тебе, мудрый камень!

 - Да, лет мне на самом деле много, а впереди еще столько же. Но не обо мне сказ. Садись удобнее, человека дочь... О Хайджи дальше сказывать буду.

Вчера говорил я уже о войнах, что в безумной гонке людей случаются. Вот и снова пришла война. Но на этот раз выстрелы не звучали в наших горах, они звучали в далеких землях, куда солнце уходит на ночь, но и на нашей земле были слышны отзвуки той кровавой битвы. Отправил Семён -хайджи двух сыновей, старшего Степана и младшего Николая, на далекое поле брани. И печально зазвучал чатхан Степана, уезжавшего на фронт.

Родная хакасская земля осталась за спиной,

Шестидесятивагонный поезд везет нас на фронт.

Пока не уничтожу шестьдесят врагов,

Не вернусь на Родину.

Сын следопыта-охотника, разведчик, старший сержант Степан Кадышев доставил в штаб шесть «языков».

У хакасов есть такой обычай: если в семье умирает дорогой человек, хайджи приходит в дом и поет всю ночь. Вот и приходилось хайджи Семёну днем работать председателем сельсовета, а ночи напролет петь в домах, потерявших отцов, братьев, сыновей.

Но черная весть горячим крылом опалила бедой и дом самого хайджи. Навечно остался лежать на поле брани его сын Николай.

И тогда люди улуса привезли из другого аала самого лучшего хайджи. И он пел у Кадышева всю ту черную ночь. Ночь эта навсегда оставила печать грусти в глазах великого хайджи. И почему людям иногда становится тесно на большой земле? Зачем они уничтожают друг друга? Почему иногда приходится защищать землю от притязаний другого народа? Нам, камням, не понять этого. Мы не терпим суеты... Каждый из нас всю свою жизнь остается на одном месте, нам не бывает тесно и нам нужна лишь та земля, где нам предназначено быть.

А пока есть войны, есть и герои — защитники земли родной, и звучит уже над степью песня батыра:

Землю родную оберегай!

Реки от недругов оберегай!

Знаю я, верю — время придет,

В море вот здесь превратится ручей,

В лугах привольно пастись будет скот,

И радостной будет жизнь у людей!

Несмотря на войну, природа продолжает свой круговорот, расцветая весной и умирая к зиме, чтобы снова ожить в марте. В одну из таких цветущих весен закончилась долгая жестокая война, и облегченно вздохнули степи и горы, уставшие от горьких причитаний и печальных песен людей.

Пришло время жить радостно и петь песни радостные...

— Камень-валун, разговор у нас какой-то грустный получается. Так объясни, пожалуйста, почему в народе хоть и уважали всех хайджи, но считали их людьми с «несчастной долей»? И некоторые родители просто прятали от детей музыкальные инструменты или запрещали обучаться хаю, опасаясь за их будущую судьбу?

— Да, конечно, не все люди хотели, чтобы их дети стали хайджи. Ведь для этого нужны не только талант, превосходная память и умение самому видеть все происходящие действия эпоса, не только особый голос и музыкальный слух, не только желание быть сказителем, но и большая смелость. Ведь почти все они были бедняками. Я уже рассказывал о незабываемых хайджи, как Хара Матпый Балахчин и Хара Чакым. Они были самые настоящие бедняки в человеческом понятии.

Да еще сказителям приходилось ездить из улуса в улус и по приглашению слушателей, и на заработки... Талантливые сказители часто были без семьи, крова, потому и называли их людьми с «насчастной долей».

Но люди, несущие свет в мир, не могут быть несчастными. Они самые богатые люди. Им принадлежит весь мир, потому что этот мир внутри них.

 - Значит, предназначение людей — нести свет в мир?

 - Не только людей, светловолосая, не только людей. Свет исходит отовсюду, только не все люди могут видеть это.

 - А Семен Прокопьевич видел этот свет?

 - Он не только видел, но и сам всегда нес свет людям и всей земле.

Закончилась долгая война, приближалась шестидесятая осень хайджи Сомона, чуть присыпавшая зимним снегом его черные волосы. Не прошли даром те военные ночи, забравшие младшего сына Николая.

А жизнь продолжалась, не выпускал хайджи из рук свой потемневший шестиструнный чатхан, слагались новые песни, встречались новые друзья.

В 1946 году они, два певца своего народа, Михаил Кильчичаков и Семен Кадышев, встретились, чтобы дружить до завершения круга своего.

Михаил Кильчичаков спустился с других тасхылов, вырос под песни реки Теи, но он также чутко вбирал ритмы земли родной, чтобы потом воспеть ее в своих стихах и песнях. И не раз они сидели вместе, передавая друг другу чатхан, слагая тахпахи, беседуя о жизни... Вот что сказывал Михаил Кильчичаков о старшем друге своем: «Семен Прокопьевич не сидит, как мы, часами, обдумывая образы. Он всегда сочиняет их экспромтом. Неправильно было назвать его просто сказителем. Он не сказитель — он большой поэт-импровизатор. Каждый из нас, хакасских писателей, по-своему убедился в этом:

— Мы с Семеном Прокопьевичем по приглашению тувинских писателей летели на самолете в Кызыл. И когда наша серебристая птица перелетела Саянские хребты, я спросил у Семена Прокопьевича, что он думает, глядя на эти синие скалистые горы. Он мне тут же ответил восьмистишием.

 - Беловершинные хребты Алтая,

Над ними крылья из серебра.

Мне шестьдесят, голова седая,

Но я летел над тобой, гора.

Белы Саяны, вкруг них кочует

Луна, окутанная в туман.

Уж мне за семьдесят, но лечу я

Над вами, гряды моих Саян.

Как скоротечен век человека, нет уже этих батыров-певцов, но я каменной памятью все еще помню их голоса.

Раньше люди были, как камни. Они жили там, где родились, они не пересекали высокие тасхылы. А теперь то ли земля крутится быстрее, то ли люди спешат больше успеть за свой короткий век, но они все куда-то мчатся, оседлав железных коней. Не хуже батыров из сказаний, в мгновение ока перелетают недоступные седые вершины тасхылов на серебристых птицах. Мир переполнен словами, цифрами, и я уже не успеваю все сохранить на века. И песни стали другие. В них я больше слышу лязг железа, чем голос ветра и ковыля, в них почти не слышно певучести ручья. Мир стал очень шумным. А люди сами знают, что пустая бочка гремит громче...

— Постой, постой, каменный старина. Я слышу в голосе твоем ворчливые нотки. Конечно же, ты прав. Мир изменился, он не тот, что был сто лет назад, не тот, что был десять лет назад, и даже не тот, что был вчера. Помнишь, вчера было очень много солнца, а сегодня небольшие тучки нет-нет да перекроют его.

Ведь даже Белый Июс сказал мне, что он каждое мгновение другой. Вот только я уже третий день сижу на этом берегу без изменения, чтобы послушать твое повествование.

— Да, все меняется... Меняется и облик нашей древней земли. Много степей распахано под золотую пшеницу там, где когда-то паслись неисчислимые табуны лошадей и пестрые отары овец. Ведь хакасы пасли овец еще с тех времен, когда люди научились вместо каменных топоров делать бронзовые. А значит, и песни были в основном о чабанском труде да о труде пастушьем, не было песен о колосящихся хлебах. Легенды рассказывают, будто раньше не росли здесь и березы (в хакасских песнях и сказках главное дерево — лиственница), не прилетали лебеди. Те и другие появились вместе со светловолосыми русскими людьми. С ними и пришло мастерство хлебопашества.

Упали листья, листья желтые,

А в нашем поле молотьба,

Зерно целинное, тяжелое

Дают совхозные хлеба.

Это песнь о целинном совхозе «Борец». Не так и далека дорога до этого совхоза от улуса Трошкино. Говорят, дорога туда бежит по невысоким холмам, по белесо-рыжим степям — глазу остановиться негде. Только ровные прямоугольники хлебных полей да отары овец по увалам. А потом дорога неожиданно взмывает вверх, и с вершины холма открывается вид на уютный белостенный поселок. Еще в феврале 1955 года здесь была безжизненная заснеженная степь. А сейчас люди около 20 национальностей выращивают здесь хлеб, не забывают и об овцеводстве.

И старый хайджи, не получивший достаточного образования (так люди называют умение разбирать знаки или составлять их), хранитель вековых сокровищниц народного творчества, самобытности хакасского народа, не замыкался лишь в событиях прошлого века. Он жил вровень со своим веком, восславляя труд людей, с ним рядом живущих, страну, что объединила многие народы в одну большую семью. И научился преодолевать большие расстояния... А в 1954 году причислили его к той общности людей, что могут сказывать мудрые мысли, а слова собирают бережно, что камни драгоценные.

 - О каком таком сообществе говоришь? Уж не в Союз ли писателей СССР был принят Семен Прокопьевич?

 - Может быть, так это у людей называется, только Семён - хайджи писать вовсе не писал, он обычно сказывал или тахпахи пел. А писатели, наверное, пишут. А сказывать батырские сказки и тахпахи петь приглашали его уже не только в другие улусы, но и к другим народам большой нашей страны за много тасхылов, на лошади туда придется добираться несколько оборотов луны, а на серебряных птицах лишь несколько часов.

В году 1958 пригласили его сказывать эпосы народам из жаркой Африки и всей огромной Азии в город Ташкент. Внимательно слушали его и молодые, и аксакалы и диву давались его искусству извлекать такие чарующие звуки из чатхана и голосу, все еще сильному, то бурном метущемуся по залу, то легким жаворонком зависавшему в воздухе.

Люди, не понимающие языка хакасского, ясно видели богатырских коней, несущих ветром по степи, слышали плач красавицы по погибшему брату... Так высоко было мастерство хайджи...

 - Как долго я сегодня сказывал... И тень кривой березы уже укутала меня. Приходи завтра, человека дочь, приходи завтра.

И снова смолк седой валун...

СКАЗ ВАЛУНА. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Особое место в доме занимает чатхан. Это многострунный щипковый музыкальный инструмент типа цитры. Чатхан — обязательный спутник хайджи, сказителей хакасского эпоса. В прошлом инструмент выдалбливался из цельного куска кедра или сосны. Чатхан Кадышева - шестиструнный. Струны настраиваются при помощи костяных передвижных подставок, расположенных под каждой из них. Традиционно играют сидя, положив один край чатхана на колени, другой на пол, поджав ноги под себя. Играют на чатхане пальцами правой руки - щипком и щелчком. Левая рука употребляется для повышения звука, получения промежуточных тонов между тонами основных струн инструмента. https://kras-yar.livejournal.com/76338.html

 - С солнечным днем тебя, мой старый ДРУГ.

 - Пусть тебе всегда светит солнце, человека дочь, да и сама будь ясной, как этот день. Удобно ли тебе сидится на берегу Белого Июса? Не наскучили ли тебе мои долгие сказы?

 - Что ты, мудрый камень, разве может наскучить твоя певучая хрипловатая речь да такие интересные истории. Сказывай, я слушаю...

 - А верно ли то, что и у других народов есть свои сказители-хайджи?

 - Да, и у других сибирских народов есть свои сказители: Пёохон Петров, Папа Тушемилов, Аполлон Тороев из Бурятии, Сергей Зверев и Прокопий Ядрихинский из Якутии, Николай Улугашев из Горного Алтая... Да и вообще, не будь сказителей, осталась бы Греция без «Илиады» и «Одиссеи», Карелия — без «Калевалы», Киргизия — без «Манаса», Бурятия — без «Гэсэра», Калмыкия — без «Джангара», а Хакасия — без «Алтын Арыг», «Албынджи» и других эпосов.

 - Значит, и то правда, что в 1959 году собирались сказители разных сибирских народов в Улан-Удэ, город этот в той стороне, где рождается солнце. Много там собралось ученых людей и сказителей, и думали они вместе, как сохранить все эти эпосы для тех, кто жить будет в новом веке, для тех, кто пожелает узнать об истории земли родной... Вот и наш Семен летал на серебристой птице в город тот, чтобы сказки сказывать да других сказителей послушать. Удалось тогда нашему хайджи и великому озеру Байкал поклониться. Не раз потом пел он на берегу Белого Июса о величии и красоте этого далекого озера.

Я увидел тебя, Байкал.

Ты слитком золота лежал,

Когда я вниз глядел с высот

На величавость твоих вод.

Ты был безбрежен, но туман

Не закрывал Хамар-Дабан.

Я думал: то не ты, Байкал,

Колышешься — то гребни скал;

Они, как белые цветы,

В тебя вгляделись...

Белые цветы... Их много весной. Но зимой все же больше белого цвета. Вот и в жизни Сомона-хайджи приближалась зима, покрывшая его голову бело-серебристым цветом и добавившая серебра в его некогда молодецкие усы. Но старость лишь обогатила мудростью его тонкие черты лица, высокий лоб, белые зубы, прямой нос и глаза, излучающие мягкий свет.

Хорош был Сомон в молодости, и не устояла первая красавица улуса Акулина Ачисова, на всю жизнь связав свою судьбу с охотником и хайджи. Но недолго длилось их счастье. Война, расколовшая людей на два враждующих стана, в своих жадных челюстях унесла жизнь хрупкой Акулины, осиротив двух сыновей Степана и Николая и крошечных дочек Наташу и Таню. Часто чатхан хайджи плакал об утере любимой, о детях, оставшихся без матери...

Семьдесят березовых ветвей

Все одна соединила крона.

А сочти бесчисленных людей,

Жить желающих без войн и стона.

Шестьдесят березовых ветвей

Разрослись одним шатром зеленым.

Миллионы на земле людей

Жить хотят но Мирному закону...

Я и не заметила, как камень, неторопливо сказывавший до этого, перешел на гортанное пение. Я слушала, боясь даже вздохом спугнуть его... Никто не поверит — я слышала поющий камень!

— Эко я распелся... Хотел песнь хайджи исполнить, да видно не камню тягаться с Сомоном. Уж лучше буду я далее сказывать о жизни его. А жизнь-то была нелегкая. Лишь спустя пять лет после смерти жены новое тепло в их осиротевший дом принесла тихая и скромная девушка Овдок Барашева. Она отогрела домашний очаг, заменила детям мать. А в 1935 году родилась младшая дочь Сомона — Анна.

Горе ли, радость ли — не выпускал он из рук свой верный шестиструнный чатхан. В один из вечеров 1937 года сам Сло Кадышев благословил своего талантливого племянника на путь настоящего хайджи, сдержанно похвалив его исполнение сказания «Алтын Хус, вскормленный птицами». Опытный слух и глаз старого сказителя увидел в Сомоне незаурядные способности хайджи и повелел ему чаще исполнять перед народом, ибо дар подобный не дается случайно. Вот и сказывал Сомон Кадышев о богатырях земли хакасской в степных улусах и дальних городах.

В этом доме жил в Трошкино Кадыщев С.П. https://kras-yar.livejournal.com/76338.html

Из других государств, сказывают, приезжали его послушать, как это было на XXV Международном конгрессе ученых-востоковедов. Слушали ученые из далеких стран, слушали ученые стороны российской о сцене гибели девы-богатырши Алтын Арыг. Отправившись в погоню за злой Пора Нинжи, Алтын Арыг задерживается в пути, спасая народ от угона в плен. В это время коварная Пора Нинжи опередила ее, и погибает дева-богатырша.

Часто исполняет Сомон этот отрывок, когда не может пропеть все сказание.

Протяжно и грустно звучит музыка при передаче страданий героини, но ритм меняется при исполнении бега коней. Красивы, горды и быстры в полетах и скачках кони богатырские, и ритм мелодии и стихов подчинен топоту их копыт. Когда сражения час настанет и сойдутся богатыри в решительном поединке, струны чатхана зазвенят все быстрее и голос натянется как тетива; обостряется накал борьбы, и кажется совсем зримой картина. Когда сказитель декламирует пропетый отрывок, на каждой строке его интонация все больше повышается, а темп ускоряется так, что последние четыре строчки произносятся почти на одном выдохе.

Покосившиеся скалы

Он ударом ног сбивая, мчался

Туда, где клубится белый туман.

Скакун мчался...

И глаголы, бусинками нанизанные, большое напряжение происходящего передают. А слушатели вместе с Алтын Арыг пытаются догнать коварную Пора Нинжи, догнать, чтобы спасти жизнь девы-богатырши. Но не успели...

Бело-шрений скакун

Тут же в гальку превратился...

И рассыпавшимися камушками прозвучали струны чатхана.

Прекрасная Алтын Арыг

В песок превратилась, рассыпалась...

Сыпучим песком прошуршал шестиструнный чатхан, и голос певца скорбит протяжно. Нет уже того захватывающего темпа погони и борьбы... Жизнь прекрасной Алтын Арыг с галькой и песком смешалась... Так и всякая человеческая жизнь в камень и песок уходит, чтобы остаться там на века...

Долго стоял Сомон-хайджи в Москве у могилы Неизвестного солдата, утирая свои скупые слезы мужские:

— Может быть, мой сын Николай здесь похоронен...

Ниже склонилась его седая голова, потяжелевшая от печальных дум.

Я Красной площади, Кремлю,

Чьи солнечны вершины,

Не руку протяну свою —

Склоню пред ним мои седины.

Но куда бы ни уезжал хайджи, он возвращался в свою Хакасию с радостью и с новыми песнями. Но какая бы темная печаль ни ложилась на сердце, он искусством своим нес людям свет. И снова долгими зимними вечерами в деревенском доме ли, в клуб ли, или в городской квартире звучали его тахпахи, вызывая на айтыс (состязание) других певцов-тахпахчи; то протяжно, то быстро сказывалась сказка о богатырях.

И лишь под утро сказитель прощался с полюбившимся героем, который благодарил хайджи за то, что исполнил поэму о нем так, как сказывали древние сказители, не сокращая и не добавляя. Устами героя хайджи дает оценку исполнению своему и завещает будущим исполнителям сказки сказывать так же и после его смерти.

От тебя услышавшие сказители,

Если и тебя не будет,

Когда-нибудь, как и ты,

«Алтьн-хуса» пусть сказывают — говорит.

От тебя услышавшие хайджи,

Если и тебя не будет,

Когда-нибудь, как и ты, пусть поют!

И приходят молодые сказители Вячеслав Кученов и Евгений Улугбашев на берег Белого Июса, приезжают в село Трошкино, в село, где многие годы звучал неутомимый старый чатхан седого хайджи, дополняя и усиливая голос мастера.

Двадцать лет уже не слышали эти горы и Белый Июс голос Сомона-хайджи, но приходят молодые и сказывают, и на века сохраняется народная мудрость, остается в народе и тахпахи (песни) великих сказителей.

Упадет береза, отшумев,

Но побег продолжит жизнь ее.

Пережив сказителя, напев

Творчества продолжит бытие.

Упадет столетняя сосна,

Но она оставит семена.

До черты дойдет и жизнь певца.

Но бессмертна песнь. Ей нет конца.

Да, нет конца народной мудрости, а я заканчиваю свой сказ о великом мудреце, певце и сказителе Сомоне, Семене Прокопьевиче Кадышеве. Вот и солнца круг уже тонет в густых ветвях деревьев. Приходи завтра, приходи завтра.

— Уезжаю я, мой милый валун, возвращаюсь в город, чтобы сказ твой до людей донести, а тебе в благодарность оставляю свой короткий тахпах (песнь) — посвящение всем светлым людям:

Я восславляю свет.

Я поклоняюсь солнцу.

А если вдруг солнца нет —

Свечкою в темном оконце

Улыбки твоей тихий свет

Дорогу укажет из ночи колодцев...

До свидания

Источник:

Алимова Л. Расскажи мне, камень, о хайджи./ Людмила Алимова.// Земной поклон: О выдающихся деятелях художественного народного творчества Красноярского края./ автор проекта В.М. Ковальчук; лит. Редактор и сост. С.А. Войтюк. – Красноярск: Государственный центр народного творчества Красноярского края, 1998. – 246 с. - С.20-28

https://kras-yar.livejournal.com/76338.html здесь подробно о музее Кадышева С.П.

 

Комментариев нет:

Отправить комментарий