Народные сказки кетов

Народ Кеты

 

 Народ Кеты. Изображение с сайта http://www.narodsevera.ru/north/narod/keti

Кеты - (прежнее название — енисейские остяки, енисейцы), народ, живущий в Красноярском крае (Россия), по среднему и нижнему течению Енисея. Около 1 тыс. человек (1995). По переписи 2002 она составила 1,4 тысячи человек. Язык кетский. Верующие — православные.
Большая часть кетов живет в Туруханском районе, расселены компактными группами по притокам Енисея Елогую, Сургутихе, Пакулихе, Курейке. Подкаменнотунгусская группа кетов (211 чел.) расселена на территории Эвенкийского округа. Этническая территория кетов в бассейне Енисея простирается с юга на север более чем 1500 км.

Кеты относятся к енисейскому антропологическому типу, входящему в состав уральской расы. Они — монголоиды с ослабленной степенью выраженности монголоидных черт. Северные группы кетов в антропологическом плане тяготеют к селькупам (см. СЕЛЬКУПЫ), отчасти к хантам (см. ХАНТЫ) и ненцам (см. НЕНЦЫ), а южная, подкаменнотунгусская группа — к хакасам (см. ХАКАСЫ) и шорцам (см. ШОРЦЫ).
У кетов, расселенных по притокам Енисея, большую роль играет рыбная ловля, являющаяся основным видом хозяйственной деятельности в летнее время. На Крайнем Севере кеты освоили транспортное оленеводство, вместе с которым в их культуру проник ряд элементов оленеводческого обихода. Южная, подкаменнотунгусская группа кетов оленеводства не знала.
Музыкальные инструменты представлены пластинчатым варганом со ступенчатым язычком, играющей струной жилой, музыкальным луком и двумя разновидностями коробчатого смычкового лютневого инструмента с овальным и восьмеркообразным корпусом.
Традиционное изобразительное искусство — вышивка подшейным волосом оленя, резьба по кости, дереву, орнаментация бересты, меховая аппликация и др. Обрядовая музыка представлена шаманскими и праздничными песнями. У каждого шамана была своя песня, которую разрешалось петь только членам шаманской семьи и близким родственникам. Помощники шамана и присутствующие сородичи вторили шаману. (См. подробнее здесь http://dic.academic.ru/dic.nsf/es/24454/%D0%BA%D0%B5%D1%82%D1%8B и здесь http://arcticportal.ru/index.php/%D0%9A%D0%95%D0%A2%D0%AB

Кеты - малочисленный енисейский народ. К печали, язык кетов – вымирает… число носителей этого языка всего лишь 150 человек. А из енисейского народа – юги – остался только 1 человек… Большинство племен, говоривших на енисейских языках (ассаны, котты, арины, пумпоколы), уже исчезло. Из записей царских собирателей ясака XVII века известно, что к енисейской группе, скорее всего, принадлежали также языки буклинцев, байкотцев, яринцев, ястинцев, ашкиштимов и койбалкиштимов, однако от них не сохранилось ничего, кроме нескольких личных имен. Читать полностью: http://top.rbc.ru/society/23/05/2013/858773.shtml

 Кеты в национальной одежде. Изображение с сайта http://dic.academic.ru/dic.nsf/es/24454/%D0%BA%D0%B5%D1%82%D1%8B

В одежде  кетов сохранились черты предков-скотоводов. Это распашная длиннополая халатообразная одежда, штаны, по крою сходные с южносибирскими образцами, некоторые виды обуви, элементы конструкции чума, ряд пищевых традиций. Одежду кеты еще до революции шили преимущественно из покупных тканей и сукна (зипуны) и из шкур домашнего и дикого оленей. Материалом для одежды служили также заячьи и беличьи шкурки. Летний мужской костюм состоял из короткого, до колен, суконного халата — котлям (от котл — «сукно»), запахивающегося справа налево, с характерными нашивками из тесьмы на плечах и по бортам, из матерчатых штанов, суконных или шерстяных чулок до колен и кожаной обуви — чирков, часто окрашенных отваром ольхи в красноватый цвет. Более подробно здесь http://identity2010.ru/?page_id=1732

Фольклор кетов

 Кетский бубен Кеты считали фигуру, нарисованную на обтяжке бубнов, изображением шамана-предка, от которого владелец бубна унаследовал свой дар, а также отождествляли с первым шаманом по имени Бангдэхып (Сын земли), женившемся на дочери небесного бога Еся., с сайта http://megapass.ru/vizualnye-obrazy-mira-v-sibirskom-shamanizme-chast-2.html

Фольклор кетов включал в себя космогонические сказания и мифы: о происхождении мира и человека, предания, сказки о животных и бытового содержания, загадки. В бытовых сказках речь обычно идет о нерадивой невестке, злой свекрови, сиротах. Особый жанр — рассказы о случаях на охоте. Героические предания, сказки мифологического характера исполняли в повествовательной и песенной (иногда смешанной) форме.
Кетскую музыку подразделяют на курейскую (северную), имбатскую (центральную) и сымскую (южную). Поют песни-приветствия, песни-плачи, жалобы, любовные высказывания и воспоминания о лирических событиях в жизни, колыбельные песни. Мифоэпические напевы исполняют от лица персонажей сказок: водяного, покровителя лесных зверей, «Матери-огня», «Первого шамана» и др. Были распространены также загадки. Здесь http://mirslovarei.com/content_mifenc/ketskaja-mifologija-2583.html подробно о кетской мифологии.
Фольклор каждого народа неповторим, так же, как его история, обычаи, культура. Без изучения фольклора представление о жизни народа неизбежно будет неполным. (Сведения с сайта http://rudocs.exdat.com/docs2/index-588175.html «Роль фольклора в сохранении культурного наследия кетов»)

Сказки народа Кеты

Популярностью пользовались у кетов сказки – волшебные, о животных, бытового содержания. Считалось, что некоторые сюжеты, исполнявшиеся определенными людьми и в определенное время, могли оказывать желаемое магическое воздействие: например, вызвать потепление, если из-за мороза люди не могли проверять подледные котцы. В бытовых сказках речь обычно шла о нерадивой невестке, злой свекрови, сиротах. Особый жанр – рассказы и былички о случаях на охоте.

Наиболее известным является кетский термин аськет, который переводится кетами как «сказка». Анализ собранного нами материала позволяет сделать вывод, что этим термином носители языка часто обозначают различные в сюжетном и жанровом отношении тексты, значительно отличающиеся по своей структуре, функциям и форме исполнения (повествование, речитатив, песнопение).

Другим термином, выделяемым носителями языка явлется аська. Большинство исследователей, зафиксировавших этот термин, определяют его как «предание», «сказание», «рассказ», как правило, отражающие сюжеты мифологического характера.

У кетов существует еще один особый термин – асаго, что соответствует в понимании кетов русскому термину «рассказ». Среди сюжетов данного жанра можно выделить своеобразные тексты-поучения, выражающие промысловую этику и нормативы, например о том, что нельзя зимовать в берлоге медведя, юмористические сюжеты, как, например, рассказ о трусливом охотнике, испугавшемся ночью крика филина. Широко распространены сюжеты, рассказывающие о повадках животных (медведь и бурундук), случаях на охоте или реальных жизненных происшествиях.

Источник: Девушка и месяц: Сказки кетского народа./ Составил и обработал Р. Николаев; рисовали художники В. Егоров и Л. Егорова. – Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1982. – 24 с.

 На севере Красноярского края проживает народ­ность кеты, сохранившая свои обычаи и традиции, язык, фольклор. Кеты — замечательные охотники и рыбаки. Накопленный веками опыт, трудовые навыки и муд­рость, представления об окружающем мире — все это нашло отражение в их сказках и преданиях, которые учат любить свою землю, славят верность, трудолюбие, смелость, высмеивают жадность, трусость, глупость. Особенно распространены у кетов сказки и предания, где сильный и добрый богатырь Альба борется со злой старухой Хосядам.

Альба и Хосядам

 Правда ли, нет ли то было, не знаю. Такую сказку моему деду его дед рас­сказал, а тому — его дед. А я, когда маленьким был, слышал ее от своего де­да.
Жил, говорят, на седьмом небе Большой Старик. Был он великим духом, всем миром правил. И звездами в небе, и рыбами в реках, и зверями в тайге, и птицами в воздухе, и людьми на земле, а звали его — Есь.
Был у Еся чум весь, ровно стекло, и через тот чум видел Есь все, что на свете творится-делается.
И была у Еся жена — Хосядам, маленько худая баба. То не так, а это не по ней. Все ворчит да ругается. Вот как-то бранились Есь с Хосядам, бра­нились. Рассердился Есь, да и сбросил Хосядам с неба на землю, а с нею и слуг ее. И стала Хосядам главою и матерью всех злых духов на земле. Пошлет Хосядам кого из слуг своих к людям, у тех непременно беда случится. А придет сама Хосядам — и того хуже. Люди умирать начинают, на оленей мор напада­ет, зверь из тайги бежит, рыба в реках пропадает.

Жила Хосядам со слугами своими у подножия Великих гор, на Большой воде (7), на семидесяти семи островах. Так и вредила Хосядам людям, пока не родился сын матери земной — великий богатырь Альба. Когда вырос он, стал по воде на берестяной лодке плавать, острогою рыбу добывать, на переправах на лосей-оленей охотиться.

Вот однажды и говорит Альба:

— До какой же поры злая Кынсь (16) людей губить будет? Искать ее пойду, воевать с ней буду!

И ушел Альба на своей берестянке к подножию Великих гор, к семидеся­ти семи островам.

Подъехал батар (5) к островам, вышел на берег. Тут на него из густых за­рослей бросились шесть страшных чудовищ — слуги Хосядам. Но не испугался Альба, взмахнул своей пальмой (20), и только свист пошел. Головы летели с плеч чудищ, а острова затопила их кровь.

Победил Альба слуг Хосядам и думает:

— Было их шесть, а где же сама Кынсь? Она седьмая должна быть. На­до ее чум найти.

И слышит Альба: у самого берега в песке кто-то шепчется. Стал Альба пальмою в этом месте песок копать и увидел маленького налимчика. Свер­нулся он и жалобно так на батара смотрит. Пожалел Альба налимчика, бро­сил в лодку, чтоб в воду пустить, где водорослей побольше, и отплыл.

Не знал он, не ведал, что это сама Кынсь в налимчика превратилась.

И слышит Альба на горе дивную музыку. Играет какой-то красивый че­ловек на семиструнном кате (13), а чудится, что поют и тайга, и горы, и волны. Не знал и того Альба, что играет на лебеде Чуутып — любимый сын Хосядам.

Заслушался Альба дивной музыкой и не заметил, как прыгнул налимчик в воду, скрылся в тине и кричит:

— Побил ты, Альба, слуг моих. Да уж спасибо тебе — меня пощадил!

Ох, и разгневался батар, что саму Кынсь упустил! Вскочил он на ноги в лодке, поднял свой железный лук и послал меткую стрелу в голову Чуутыпа. Разлетелась голова сына Хосядама на семь кусков, и окрасились его кровью скалы.

И с тех пор красны яры у Осиновского порога на Енисее от крови Чуу­тыпа.

Схватил Альба острогу и ударил в воду в то место, где слышал он голос Кынси. Но увернулась Кынсь от смертоносного удара и бросилась на Север. А поперек Большой воды пустила своих каменных оленей, чтоб преградили они путь Альбе. Но и камень не мог устоять перед пальмою батара. Убил он оле­ней Хосядам, так и остались они в воде. Только спины их торчат. Стали они скалами. Русские те скалы Корабликами зовут. Нырнула тогда Хосядам к подножию Великих гор и стала рыть землю, уходить от батара. А Альба за ней гонится, пальмою скалы сверху крушит.

Так и бежала Кынсь под землей на Север, а Альба скалы крушил. И по­текла по тому руслу Большая вода и стала рекой Кууком.

Русские ее Енисеем зовут.

Сделанного не вернешь

 Пошел один охотник соболей добывать. Много дней ходил, зверей гонял, на лесных тропах черканьг (30) ставил. Много пушнины добыл. Домой собрался. И привелось ему на возвратном пути в тайге заночевать.

Вот и ночь наступила, темно кругом, только пихты да лиственницы ветвя­ми шумят. Разжег охотник костер, жарит на рожне соболиное мясо, кругом по­глядывает. И вдруг видит: загорелись во тьме два круглых глаза и страшный крик раздался: «Ух-ух-ух!». А потом хохот: «Ха-ха-ха!»

Охотник от страха ни жив ни мертв, ни рукой, ни ногой шевельнуть не мо­жет. Думает: «Это, наверное, черт лесной. О-бой (19), быть беде!»

А это был филин. Слетел он с дерева, сел за костром и давай охотника пу­гать: и кричит, и плачет, и смеется.

Схватил охотник лучшую соболиную шкурку и бросил в костер. Задобрить лесного духа хотел. А филин не улетает. Пуще прежнего пугает охотника. Бро­сил охотник в огонь другую шкурку, за ней и третью.

Так все шкурки в огонь и перекидал. А когда последняя шкурка сгорела, поднялся филин и полетел над тайгой.

И понял охотник, что не черт это был, а птица ночная.

Ох, и осерчал охотник: «Знал бы я, что ты филин, палкой бы тебя побил. Погубил ты, негодный, всю мою добычу!» И злился, и каялся охотник. А уж сделанного не вернешь. Пришлось ему домой без соболей идти.

О том, как кеты хлеб узнали

Давно это было, шибко давно. Тогда кеты и кынчи (17) далеко друг от друга жили, друг о друге не слыхали.

Кеты на Сыме жили. Вот однажды пошли кеты в лес охотиться, сохатого гонять, белку-соболя бить, на зайца петли ставить. Охотились целый день, а вечером на стоянку собрались, огонь разожгли, ужинать начали. И видят: вы­шли из тайги белокурые бородатые люди, таких раньше никогда кеты не вида­ли. А были это кынчи. Подошли кынчи к огню и стали ужинать вместе с кета­ми. Кеты жуют порсу и юколу, а кынчи достали какую-то невиданную еду и тоже едят. А был это хлеб. Стали кынчи кетов хлебом угощать, а кеты боятся: вдруг это отрава. Вот одна старушка и говорит:

— Все равно мне умирать пора. Дайте, я попробую.

Стала старушка хлеб пробовать, понравилась ей такая еда, и велела она кетам хлеб есть. Так узнали кеты хлеб. А потом переняли от кынчей их одеж­ду, огненный бой — ружье, деревянные дома строить стали, коров, лошадей держать. Спасибо кынчам — многому они народ кетов научили.

Советы водяной женщины

Жил на свете один очень добрый и трудолюбивый рыбак. И была у него дочь-красавица.

Понравилась она хозяину вод — Ульлитюсю (28). Однажды вечером, когда девушка вышла на берег за водой, подкараулил ее Ульлитысь и утащил в ре­ку. Стала девушка женой Ульлитыся, и родился у них сын.

А старому рыбаку с тех пор всегда была удача больше, чем другим. Это зять и дочь заводили в его невод и пущальни косяки рыб.

Завидовали, завидовали другие рыбаки старику да и рассердились, стали на берегу ругаться, драться.

Услышала это жена Ульлитыся, не вытерпела. Вышла из реки и сказала:

— Любят тайга и воды людей добрых и дружных. А вы ссоритесь, дере­тесь между собою... Будет так — и не дождетесь вы удачи!

И ушла обратно.

Рыбаки послушались жену Ульлитыся. Не стали обижать друг друга. И стало много рыбы заходить в их невода. А зимою в лесу хорошим был их промысел, много зверя добывали. И не забывали о советах Ульлитыським (29)

Тыней

 

 Давно это было, много лун с тех пор прошло. Моего деда на свете не бы­ло, а его деда еще в берестяной люльке мать качала.

Жил на Наволочной стороне большой богач. Много дорогих шкурок в сун­дуках у него лежало. Много рыбы на вешалах его коптилось. Много подве­сок, золотых и серебряных, много красивой одежды, бус и камней дорогих на дальних лабазах его спрятано было. Всей тайги он был хозяином. Боялись и слушались его таежные люди на ближних и дальних стойбищах. Да и как не бояться, не слушаться? Были у богача верные слуги, которых он кормил-по­ил, дорогими подарками награждал. И если ослушается кто его воли, приво­дили сыновья богача тех слуг к чуму ослушника, рыбу-мясо отбирали, отнима­ли снасти рыболовные и охотничьи, чум ломали, в лес выгоняли.

А как без одежды и снасти на охотничью дорогу идти? Чем рыбу-зверя ло­вить? Как себя, как семью кормить?

Жестоки были сыновья богача, все девушки их боялись. Отцы-матери прятали от них дочерей. Но как ни прячься золотая белка, все охотник ее нас­тигнет. И взяли молодые богачи в жены двух самых красивых девушек, хоть и заливались матери их горькими слезами.

А той порою жили на Налимьем озере муж с женой. Жили не богато, но и не бедно. Летом на ветках (8) на озеро ходили — неводили. Зимой муж охотой промышлял. И вот родился у них мальчик. Тынеем его назвали. Радовались ро­дители своему первенцу, да недолго. Собрался богач в набег на чужое племя, что жило на Каменной стороне, и взял отца Тынея в свое войско. Не хотел тот идти чужую кровь проливать, да как богача ослушаешься? Взял отец Тынея лук с боевыми стрелами, военное копье — усь — и ушел.

Много ли, мало ли времени прошло, вернулся богач с дружиной с Камен­ной стороны, большое оленье стадо пригнал, много дорогих вещей привез. А от­ца Тынея настигла в бою чужая стрела, и остался он далеко за Камнем.

Стала мать Тынея сама зимой в лес ходить, сохатого гонять, черканы на зверя ставить. Вот как-то надела она лыжи, взяла аттась (2) и пошла в лес чер­каны посмотреть, может, зверь попался. Да началась пурга, ни дальних звезд, ни ближнего дерева не видать. Блуждала-блуждала мать Тынея и замерзла в лесу.

Остался мальчик сиротой.

В тайге люди дружно живут, ребенка одного не бросят. Каждая семья си­роту в чум возьмет, растить будет.

Но всех опередил богач. Взял Тынея к себе. Сказал:

— Я малого на ноги поставлю! — А сам думает: «Этот малый сирота, не­кому за него заступиться, он у меня работником будет. Что захочу, то он для меня и делать будет».

И стал Тыней работником богача. Зимой снег в жилища богача и его слуг носит, оттаивает его, их бокари сушит, стельку для обуви заготавливает, самая черная работа — вся Тынею.

И думает Тыней: «Что за жизнь у меня. Хуже, чем у собак богача. Что бо­гач мне прикажет, то я и делаю. Некому за сироту заступиться. Никто мне не поможет, если сам я себе не помогу».

Вот однажды зимою сыновья богача и слуги его отправились на большую ходьбу и Тынея взяли, чтобы он им дрова таскал, еду варил, бокари сушил, одежду чинил. Сыновья богача и жен своих взяли.

А Тыней подумал: «Был бы я колдуном, семи снегам выпасть бы повелел».

Видно, услышала думы Тынея сизая туча, и ночью выпал снег вышиною с копыло (15) нарты. Пришли охотники на стоянку, поели и завалились спать; сы­новья богача с женами в одном чуме, слуги — в другом. Уснули все, а Тыней не спит. Собрал он все лыжи, луки и стрелы в снег закопал. Только один лук и колчан со стрелами себе оставил. Под утро распахнул он дверь чума, где верные слуги спали, поднял лук и всех застрелил. А затем подошел к чу­му молодых богачей и крикнул:

— Молодые хозяева! Долго вы в постелях нежитесь, пора на охотничью дорогу!

Вскочили на ноги хозяйские сынки и тут же пали, сраженные стрелами в сердце. Посмотрел он на их жен в богатом платье с красивыми серьгами и под­весками, злоба вспыхнула в сердце подневольного, и снова он вскинул лук.

Но сказала старшая из женщин:

— За что хочешь ты нас убить? Мы беднячки, как и ты. На горе наше оторвали нас сыновья богача от наших семей. Что они нам приказывали, то мы и делали!

И горько стало Тынею, опустил он лук и сказал:

— Куда пойдете вы теперь?
И они ответили:

— С тобой пойдем. Нет у нас дома.

И увел их Тыней на Налимье озеро. Там на холмике старая дуплистая ли­ственница росла. Устроил Тыней под ее корнями подземное жилище и прорыл ход к берегу озера, так что выход вел прямо к воде. Сделал Тыней лодку из бересты, стал сети на озере ставить, рыбу ловить. Старшую женщину взял он в жены, и родились у них двое сыновей.

А тем временем богач во все концы тайги слуг разослал Тынея искать:

— Ищите, люди, убийцу сыновей моих, принесите череп его и бросьте к ногам моим!

Долго не могли люди богача Тынея найти. Но однажды увидали в лесу на берегу Налимьего озера поленницы дров.

— Э-э-э, — сказали, — тут, видно, не одну луну какой-то человек живет. Уж не Тыней ли?

Спрятались они в кустах и стали следить за озером. И когда на закате за­алела вода, словно спелая брусника, увидали слуги богача, как на дальнем конце озера берестяная лодка показалась, а в ней человек сидит. Все ближе, ближе лодка. Подталкивают друг друга спрятавшиеся, переглядываются.

Ведь это Тыней! Постарел он, борода длинная, волосы до плеч, но смело, гордо глядит вокруг, он это, он!

Подняли тогда слуги тугие луки и враз просвистели в воздухе длинные стрелы. Но не долетели они до лодки, с плеском в воду попадали.

Оглянулся Тыней, дернул за веревку, что к лодке была привязана и тяну­лась через озеро в землянку. Поняли женщины в землянке, что беда пришла, быстро за веревку потянули, лодку втащили прямо в подземный ход.

Был Тыней и исчез, словно волны его спрятали. Подивились слуги, верну­лись к богачу, поведали обо всем, что видали.

И сказал богач:

— Возьмите острую палку и проткните ею всю землю по берегу озера. Там он живет, под землей. Где-нибудь да его бангусь (4) найдете.

Много раз люди богача к озеру ходили, землю палкой протыкали, видели под лиственницей поленницы Тынея, видели его сети на озере, а жилища найти не могли. Вернулись к богачу, говорят:

— Не знаем, где злодей прячется!
Вскочил богач, ногами затопал, кричит:

— Все деревья обухом простукайте! Весь берег обойдите. Без головы Тынея не возвращайтесь! Где-то там он живет!

Ушли слуги на озеро, стали деревья обухом простукивать. Нашли старую лиственницу, ударили по ней, она глухо загудела. Ударили они топором под корень и услышали голос Тынея.

— Нашли вы меня! Но не горюю об этом. Голова моя, словно орлиные перья, стала седою, отжил я свое. Женщин, детей не трогайте, невиновны они ни в чем.

Вышел Тыней из землянки, гордо подняв голову, и в глаза врагам посмо­трел без страха. Убили они его на том же месте. Срубили слуги лиственницу и вошли в землянку, увидели двух женщин и юных сыновей Тынея.

И сказала жена Тынея:

 - Зря убили вы мужа моего. Идите, скажите богачу, что отомстил он его сыновьям за горе и слезы простых людей. — Тогда и ее убили слуги богача. И сказали:

 - Дети Тынея мстить нам будут. Давайте их убьем.

И вдруг увидели, что юноши стали покрываться медвежьей шерстью, ста­ли раздаваться в плечах и расти в высоту. В страхе выскочили убийцы из зем­лянки и побежали в стойбище.

Потом рассказывали лесные люди, что ходят дети Тынея медведями в лесу. И если кто из богачей сильно бедняков обижает, приходят на его дорогу, лабазы его с добром рушат, оленей дерут, а то и самого поймают — унесут в тайгу и никто не знает, куда тот злой богач подевался.

Теперь время другое.

Уже давно батыры-большевики всех богачей из тайги прогнали, а простые люди счастливо зажили. И про детей Тынея не слыхать, потому что никто боль­ше людей не обижает.

Девушка и месяц

 

 Жила на свете девушка. Ни на Каменной стороне, ни на Наволочной никого не было красивее ее. Лицо светлое, как луна на небе. Глаза ясные, как звезды, губы, как заря алая. И хорошела с каждым днем.

Раз посмотрела она на небо и видит — убывает месяц.

Загордилась она и говорит:

— Эх ты, все сохнешь, а я по земле хожу, хорошею.

Рассердился месяц и, когда девушка вечером с ведрами по воду шла, схва­тил ее и унес на небо.

Эту девушку с ведрами и сейчас можно иногда на луне увидеть.

А красотой перед другими хвалиться нельзя.

Смотри, с кем дружишь

 Случилось это, говорят, жарким летом в дремучей тайге. Шел чащей не­пролазной сам хозяин леса — дедушка медведь.

Шел-шел и пришел на берег быстрой реки. И видит — сидит на берегу ли­са, хвост в воду опустила.

 - Эй, лиса, ты что тут делаешь? — спрашивает медведь.

 - Рыбку ловлю, хариуса.

 - Дай мне, я тоже рыбки свежей хочу.

 - Плохо ловится рыбка, дедушка. Вон весь хариус на быстрине плавает. Я туда идти боюсь. Меня водой унесет!

 - Ну ладно, — говорит медведь, — сейчас пособку (23) тебе делать буду, сам на быстрину пойду.

 - Вот хорошо, дедушка. Ты только парку (21) свою сними, а то она у тебя намокнет. А я ее караулить буду.

Снял свою парку медведь и полез в воду. Ловит хариуса и на берег бро­сает, на песок, а лисица на берегу потихоньку его парку грызет. Видит мед­ведь, словно его шуба поменьше стала.

— Эй, лиса, почему это моя парка уменьшилась?

 - Это, дедушка, ее солнце сушит.
Вот еще меньше стала парка.

 - Эй, лиса, что с паркой моей?

 - Солнце ее сушит, дедушка!
Вот и совсем не стало парки.

 - Дедушка, твоя парка совсем усохла!

Понял медведь, что обманула его лиса.

 - У-у, негодная!

Выскочил из реки и за лисой погнался.

Лиса бежит густою порослью, ее рыжая лисья парка от острых сучьев защищает. А медведь бежит без парки. Сучья острые в него вонзились и погиб хозяин леса. А лиса вернулась на берег и всю рыбу съела.

А потом и медвежатиной полакомилась. Так вот, парень!

Говорят старики: двумя глазами смотри, с кем дружить.

Подружишься с лисой — парку потеряешь, и сам цел не уйдешь.

Заяц и трава

 

 Жил в лесу заяц. Однажды теплым летним днем прибежал заяц на поляну траву есть. Шибко торопился заяц, о траву губы и нос порезал. Рассердился заяц и кричит:

— Пусть эту траву огонь ест!

Прибежал на другой день и видит: вся поляна ярким пламенем полыхает, горят травы — заячья еда. Заяц кричит:

— О-бой! Зайцы-братья, бегите скорей пожар тушить! Еда наша вся сгорит скоро!

Прибежали зайцы, давай воду из ближнего озера таскать. Залили поляну. Угас огонь. А травы-то и нет: сгорела.

Все лето зайцы голодные по лесу бегали. Только на другое лето выросла в лесу молодая трава. Никогда заяц больше на траву не сердился.

Над чужой бедой не смейся

 

 Подружились мышонок и рябчик, стали они вместе аргишить (1). Идут тай­гою, а на пути лесное озерко. Перелетал рябчик через озерко на крыльях, а мышонку как перейти? Вот и кричит он рябчику:

— Эй, кето (14), мост мне сделай!

Вырвал рябчик у берега стебли осоки и через озерко перекинул.

Побежал мышонок по мосту. Но когда был он на середине, прогнулась осока и упал мышонок в воду. Кое-как добрался он до берега, вылез мокрый, дрожит весь.

Смешно это рябчику показалось, и начал он хохотать над мышонком.

Хохотал, хохотал да и лопнул со смеха.

А мышонка солнце пригрело и серенькую парку его обсушило.

Нельзя, парень, над чужой бедой смеяться. Особенно — над товарищем.

Почему у глухаря брови красные

 Жаркое было лето. Много птиц гнездилось в тайге и на болотах, на озе­рах и реках. И подружились глухарь, утка и гусь. Утка и гусь жили в кустах у тихой заводи, а глухарь — в ближнем бору. Но вот настала холодная север­ная осень. Пошли дожди, стало по утрам прихватывать ледком озера, собра­лись птицы в теплые края лететь. Зовут утка и гусь своего друга глухаря ле­теть вместе, а тому жалко родные края покидать. Говорит:

— Я останусь.

Рассердились утка и гусь, схватили глухаря и хотели силой с собой ута­щить. А тот упирается, плачет горько:

— Никогда я родину не покину, лучше умру.

Бросили его утка и гусь и улетели. С тех пор и зимует глухарь в тайге. А от горьких слез, которые лил глухарь, не желая покидать свою тайгу, покрас­нели у него брови. И стал глухарь с тех пор краснобровым.

Нужда всему научит

Жила на свете одна девушка. Такая она была ленивая — ничему учить­ся не хотела. Ни бокари сшить не умела, ни тиску (27) приготовить, ни чира посо­лить.

Вот выдали ее родители замуж, а она ничего делать не хочет. Рассерди­лась на нее свекровь и решила наказать.

Ранним зимним утром, когда лентяйка спала, велела свекровь сыну чум снять и откочевать на другое место. Ничего не хотела ленивой невестке оста­вить, даже лыжи ее сломала, чтоб не догнала та мужа.

Но сестра мужа пожалела лентяйку и тайком от матери оставила желч­ный пузырь глухаря, наполненный жиром, иголки, кремень и топор.

Проснулась лентяйка от холода, вскочила, кругом никого нет, а на ней доха старая, рваная. Испугалась, кричать стала — кругом только тайга на разные голоса отзывается.

Увидела лентяйка кремень и топор. Сучьев нарубила, костер зажгла.

Чувствует, что там, откуда ветер дует, ее доху продувает. Взяла она иголку и заплату нашила. Повернулась другим боком, опять дует. И там за­плату нашила. Так и поворачивалась она под ветром, пока всю доху не почи­нила.

А потом кое-как лыжи смастерила и пошла своих догонять.

Пришла она в стойбище, где муж жил, и уж больше не ленилась, потому что пока одна в тайге жила, научилась трудиться.

Богатырь Бальня и его братья

 

 Было это много-много лун назад. Тогда кеты на Каменной стороне жили, а каменные люди (12) на Наволочной селились. Кеты и лягынь (18) рядом свои чумы ставили, вместе охотились, вместе рыбачили. Кеты и лягынь шибко большие друзья были. Когда снизу (26) на кетов лиственничные люди нападали, а с Наво­лочной стороны — каменные люди, тогда кеты и лягынь вместе свою землю за­щищали. Тогда еще ружей не было. Батары воевали боевыми копьями — усь и пальмами — аттась. Из луков стрелами стреляли. Одевались в железные и медные парки, железные и медные шапки.

И жили в те времена среди кетов три могучих батара — охотника. Из них младший — Белеган — был самый быстрый и ловкий. Бывало, пойдут братья на охоту и увидят в полдень дикого оленя. Белеган и говорит:

— Я этого оленя гонять буду. Вы его только к вечеру догнать сможете.

Подымет олень рога и скроется из глаз. И Белеган на лыжах тут же вдали исчезнет. Бегут братья по оленьему следу. К вечеру добегут до места, куда олень ушел. Олень убитый лежит, рядом Белеган сидит, улыбается:

— Что-то задержались вы, братья, в пути. Давненько я вас поджидаю.

Тяжкое время было, неспокойное. Часто нападали на кетов враги, мужчин убивали, оленей угоняли, женщин в плен брали, работать заставляли на себя.

Трое братьев-батаров преграждали путь врагам на кетскую землю. Стар­ший брат воевал черемуховой палицей. Потому и звали его Бальня (3). Сред­ний— Тогын — воевал луком со стрелами. Меткий он был, на лету в оленью шерстинку попасть мог. А Белеган воевал без оружия.

Враги в него стрелы пускают, он их руками ловит, бросает обратно, и воз­вращается стрела врагу в сердце.

Много раз нападали каменные люди на кетов, но каждый раз прогоняли их смелые братья. И решили каменные пойти на хитрость, начав с кетами пе­реговоры, и внезапно перебить их.

Пришел в стойбище братьев посланник и сказал:

— Ждите завтра утром наших лучших людей. Чтоб не воевать нам больше, чтобы братьями быть, как вы с лягынь живете.

Сидят Бальня с Тогыном в военном чуме, гостей ждут. Военный чум — это особенный чум. Такой чум строили, когда война была. Вместо жердей там отточенные пальмы ставили. А Белеган на высокую лиственницу залез, сидит в дозоре.

Вот он видит: вдалеке люди верхом на оленях показались. Кеты верхом на оленях не ездят, значит — это каменные.

Он и кричит:

— Высоко сижу! Далеко вижу! Вижу, пташечки летят!

Поняли братья, что каменные подходят. Встретили они их у чума и вместе в чум вошли. Там жирная оленина в котле варилась.

Сели гости и хозяева через одного. Братья каменных угощают, а сами за ними следят.

Стал один из гостей мясо с кости срезать, ненароком повернул нож к Бальне, да не успел ударить. Бальня говорит:

— Ты что, с костью справиться не можешь?

И ударил врага в сердце. И началась в чуме вместо пира жестокая битва. Белеган вскочил в чум и в тот же миг через дымовое отверстие чума наружу выскочил. Каменный с пальмой за ним погнался. А Белеган на другую сторо­ну Енисея перепрыгнул.

Тут Бальня из чума выбежал и кричит:

 - Белеган, ты почему без оружия?
А Белеган отвечает:

 - Нам одной пальмы на двоих хватит.

Бросился каменный на Белегана, взмахнул пальмой, а Белеган качнулся назад и поймал ее между ногами. Три раза каменный пытался сразить Беле­гана, но каждый раз батар ловил ногами пальму. В третий раз сломалось древ­ко и осталось лезвие пальмы у Белегана в руках. Кинулся каменный наутек, да разве убежишь от Белегана? Он один раз прыгнул и уже впереди каменного. Взмахнул пальмой, жилу у того на ноге перерубил, сам к чуму пошел.

Бальня говорит:

— Ты, Белеган, когда на охоте недобитого зверя бросал?

А Белеган ему:

— Пусть живет. Домой вернется, расскажет, каково на светлых людей (25) нападать.

Кое-как дополз раненый до своих и рассказал, как все было. Поняли ка­менные, что не победить им в бою братьев-богатырей, и стали думать, как по­губить их хитростью.

Вот как-то пришли каменные в стойбище братьев и говорят:

— Теперь уж больше воевать не будем, дружить с вами будем. Давайте породнимся. Пусть Белеган нашего племени жену возьмет.

Согласились братья. У Белегана была жена кетка. А в ту пору батар-воевода мог двух-трех жен иметь. Взял Белеган вторую жену —каменную. Вот ее сородичи и говорят:

— Давайте крепче подружимся. Пусть идет Белеган к нам жить.

Аргишил Белеган на землю каменных. Каменные притворились, что рады, праздник устроили с плясками и угощением. Потом борьбу затеяли. Вышли на Белегана самые сильные батары из каменных. Боролись-боролись, а потом будто нечаянно спину, руки и ноги ему сломали.

Три года ждали Бальня и Тогын вестей от брата. Не дождались, и зимою пошли его проведать. Разыскали стойбище каменных, а там людей нет, только из одного чума дым идет.

Заходят в чум, а там Белеган лежит, еле жив. Жена его — кетка — рядом сидит, а каменной нет.

Увидала жена Белегана братьев и горько заплакала.

— Зачем вы пришли? Мужа моего каменные убили и вас убьют, они в тайге засаду на вас устроили. Каменная женщина к ним побежала сказать, что вы здесь...

Поняли Бальня с Тогыном, что ничем не помогут они Белегану, и печаль­но двинулись в обратный путь.

Идут они на лыжах тайгою, а каменные в засаде сидят. Только приблизи­лись к ним братья, как засыпали их враги тучей стрел. Бальню в живот ранили, Тогыну ухо оторвали. Но не растерялся Тогын, отрезал у себя прядь волос, за­шил ими живот брата, положил его на лыжи, как на нарту, и помчался быст­рее оленя. Только снежный вихрь взметнулся перед глазами врагов и исчез вдали.

Долго страдал Бальня от тяжкой раны, но когда лето наступило, расцве­ла тайга, поднялся с оленьих шкур батар.

И сказал он Тогыну:

— Кровь Белегана требует отмщения! Идем в гости к каменным на пир железный.

Собрали братья дружину, сильную и смелую, и отправились в поход. Плы­вет по широкому Енисею на лодках кетская дружина, а каменные к встрече готовятся.

Призвали они из дальнего стойбища самого могучего своего воина-велика­на. Носил на себе тот великан панцирь из камня, а лук его был сделан из ог­ромного рога мамонта.

Стали кетские лодки к берегу подходить, где войско каменных стояло. Тог­да вложил великан в лук стрелу из целого ствола сосны и пустил в лодку, где Бальня с Тогыном сидели, а греб кет - старик. Со свистом пронеслось в воздухе бревно-стрела и убила старого кета. И закричал Бальня:

— Каменные люди! Вы трусливее молодой важенки! Дайте нам выйти на берег, чтоб померяться силами в честном бою!

Верили каменные в силу своего великана и дали кетскому войску выйти на берег. Вот вышли на берег кеты и стали два войска одно против другого. Сначала одна дружина стрелы пускает, а потом — другая. Такой обычай в те времена был. Много кетов тогда от стрел-бревен великана полегло у подножий кедров и лиственниц. И никто из батаров не мог прострелить его каменный панцирь. И стали кеты просить небо, чтоб стало ясно, чтоб солнце опалило ве­ликана. И услышало небо кетов, и такая жара настала, что задымились вер­хушки деревьев в тайге. Но две жены великана все время берегли своего пове­лителя и обливали его панцирь холодной водой. Но вот заметил Тогын, что рас­стегнулась на панцире великана верхняя застежка. Тут же пустил он меткую стрелу, и пронзила она насквозь шею великана. Увидели каменные гибель своего батара, дрогнули и побежали.

Далеко прогнали их кеты на каменную сторону, а сами поселились на На­волочной стороне.

Вот как в старину бывало. Не могли люди землю поделить. Вот когда кынчи пришли, они каждому племени в тайге свое место дали. С тех пор люди таежные между собой не воюют.

Охотник и Кайгусь

 Один охотник пошел добывать пушнину. Вечер наступил. Вышел охотник на соболиный след. Гонял он, гонял того соболя, загнал на дерево и застрелил. Упал соболь вниз, и видит охотник, что зверь пестрый, а сбоку постромки, ка­кими собаку в нарты запрягают. И понял охотник, что не простого соболя он убил, а собаку хозяйки леса Кайгусь.

Сел он под лиственницей, разжег костер, снял шкурку с соболя, а мясо на рожне стал жарить. И слышит он вдали нежный голос, как звон колоколь­чиков:

— Соболь, мой соболь, иди ко мне, мой соболь!

А убитый соболь на рожне в ту сторону повернулся. Звонко поют лыжи в лесу, и вышла на поляну молодая красавица, лицо сияет, как месяц, глаза, как звезды, косы, как мех соболий.

Подошла она к костру, напротив села и молчит. Подал ей охотник мясо соболя — не ест. А потом вдруг подсела к охотнику, и давай его щекотать. Щекотала, щекотала, а охотник не смеется. Отодвинулась Кайгусь от охотни­ка, хмурая сидит. Тогда подсел к ней охотник и ну ее щекотать. Крепилась Кайгусь, крепилась да и рассмеялась, словно ручеек из под снега побежал, льдинки разбил. А потом залилась румянцем, сдвинула брови:

 - Давай, — говорит, — ремень тянуть, кто кого перетянет.

 - Давай! — отвечает охотник. Вынула Кайгусь из-под собольей шубы аркан, каким оленя ловят, и бросила конец парню. Понял парень, что колдовской силой наделен ремень и будут помогать Кайгусь покорные ей духи леса. Не одолеть ему лесную хозяйку.

Взял тогда охотник и незаметно зацепил аркан у себя за спиной за тол­стый сук старой лиственницы. Лиственница ведь всегда помогает таежным людям. Стали парень и Кайгусь аркан тянуть. Кайгусь тянет ремень, из сил выбивается, сзади ее ветер поднялся, снежные смерчи кружатся, кусты тре­щат, свист и вой стоит. Это духи лесные ей помогают.

А парень только для виду за аркан держится, старая лиственница помога­ет ему, и не сдвинуть ее с места Кайгусь и всем лесным духам.

Вот устала Кайгусь, тяжко дышит, слезы на глазах выступили. А парень изо всех сил взял и дернул аркан, подтянул к себе хозяйку леса и обнял ее.

Высохли слезы на глазах лесной красавицы, улыбнулась она охотнику и прошептала:

— Хотела я одолеть тебя, человек из берестяного чума, думала, что мы, лесные духи, сильнее людей. Оказывается — твоя сила больше: смеяться ты меня заставил и на ремне перетянул. Теперь делай со мной, что хочешь.

Взял молодой охотник Кайгусь в жены и всегда удачлив был на промыс­ле — хозяйка леса приводила к нему зверей.

Жили они долго и счастливо, наверное, и сейчас живут.

Два брата

 

 Жила на свете женщина и было у нее два сына — Каскет и Тутубуль. Од­нажды она заболела и умерла. Остались братья сиротами. Услышала об этом Доотам-бам (9), пришла к ним в чум и унесла детей в свой каменный дом. Реши­ла она откормить братьев и съесть. Стала кормить жирной олениной. Но из ка­менного дома их не выпускала. Понял Каскет, что неладно дело, не стал брать пищи. А Тутубуль глупым был и жадным. Он ел все и толстел. Нашел Каскет обломок ножа и стал им стену сверлить. Просверлил дыру и вылез на волю. А Тутубуль вылезти не может, растолстел сильно. Залез Каскет обратно, разре­зал брата на куски и вытащил по частям. В тайге Тутубуля сложил, и ожил Тутубуль.

А той порой вернулась Доотам-бам и видит — нет братьев. Пустилась она догонять их. Бежит Каскет легко, как олень. А Тутубуль толстый — бежать трудно. Догнала его Доотам и съела. А Каскет в тайгу убежал, разжег костер, отдыхает.

Вот слышит он — бежит по тайге Доотам, деревья ломает, горы раскидыва­ет. Подождал Каскет, пока приблизилась, и бросил ей в глаза пепла. Света не взвидела Доотам-бам, зверем завыла, затопала, а Каскет совсем убежал, при­шел в стойбище, и сейчас там живет.

Медвежья сестра

Жил один старик. И была у него дочка. А еще растил старик медвежонка. Играли вместе девочка и медвежонок, словно сестренка с братишкой. Но вот выросла девушка и стала красавицей. Долго ли, но пришла пора, отдал старик дочку замуж, и ушла она к мужу в чужое стойбище. Но недолго была она счастлива. Умер муж, а родственники сказали:

 — На что нам чужая женщина?

Увели ее в лес, выкопали глубокую яму, бросили туда и землей засыпали.

А медведь почуял, что с сестрою его беда приключилась, и убежал в лес. Нашел он могилу сестры и разрыл ее. Женщина еще жива была.

Вытащил он ее из ямы, увел в тайгу и стали они вместе жить. Медведь на охоту ходил, дичь добывал. Сестру кормил. Плыл однажды по реке на ветке (8), отец ее. Вывел медведь сестренку на берег и на яру поставил. Увидел ее отец и забрал с собой. А медведь вышел ночью к стойбищу злых людей и всех их убил. Потому и уважают медведя за его справедливость.

Словарь кетских слов:

1. Аргишить — кочевать.

2. Аттась — охотничье копье.

3. Бальня — черемуха.

4. Бангусь — землянка.

5. Батар — богатырь.

6. Большая вода — Енисей.

7. Большая ходьба — многодневная охота на дальнем расстоя­нии от стойбища.

8. Ветка — долбленая лодка.

9. Доотам-бам — фантастическое существо в образе чудовищной старухи, живущее в горах и тайге. Кеты отождествляют Доотам-бам с Бабой Ягой русских сказок.

10. Каменная сторона — горное правобережье Енисея.

11. Наволочная сторона — низменное левобережье, годное для волока грузов и лодок. «Ни на Каменной, ни на Наволочной стороне...» озна­чает, примерно: «Ни на том, ни на этом берегу...».

12. Каменные люди — люди, живущие на камнях, в горах.

13. Кат — смычковый музыкальный инструмент.

14. Кето — друг, товарищ.

15. Копыло — один из коротких брусков, вставляемых или вдалб­ливаемых в полозья и служащих опорой для верхней части саней (ку­зова).

16. Кынсь — злой дух, второе имя Хосядам.

17. Кынчи — русские.

18. Лягынь — так кеты называют селькупов и хантов.

19. О-бой — восклицание, выражающее страх, удивление.

20. Пальма — копье с наконечником в виде длинного ножа с одним лезвием.

21. Парка — меховая шуба.

22. Порса — еда, приготовленная из вяленой рыбы, растолченной в муку и смешанной с ягодным соком. Юкола — рыба, вяленая особым способом на солнце.

23. Пособку делать — помогать.

24. Рог мамонта — в древности народы Севера представляли себе мамонта, как фантастического оленя или лося, а клыки (бивни) счита­ли рогами этого зверя.

25. Светлые люди — старинное самоназвание кетов.

26. Снизу — с низовьев Енисея.

27. Тиска — вываренная береста, из которой шьют оленьими жил­ками покрытие для чума.

28. Ульлитысь — водяной.

29. Ульлитыським — водяная женщина.

30. Черкан — деревянная ловушка, где роль пружины играет не­большой лук. Черкан ставят на пушного зверя.